Сергей Боровский - Мальчик для бритья

- Так-то да. Но на хрена этому чудаку камни?

- Да причём здесь камни! - Михеев разозлился, но тут же успокоил себя. - Ну, хорошо. Пусть будут грибы, если тебе так понятнее. Им всё до балды, грибам этим. Они друг о друге ничего не знают. Нет между ними связи. Ни малейшей.

- Как бы да. И что?

- А то, что только человек способен связать два явления вместе, даже если между ними нет ничего общего. Прикинь!

- Как нет общего? Они оба — грибы.

- По человеческой классификации.

- А какие ещё классификации бывают?

- Вот. В этом суть. Есть человек — есть грибы. Нет его — и ничего нет. Пустота! Взорвался вулкан в Японии, а в Новой Гвинее папуасы пешехода съели. Ничего общего. Но тут кто-то прочитал в газете про оба этих события и говорит: куда, типа, мир катится? Покайтесь и возлюбите Господа нашего Иисуса Христа. И теперь они в его пропитанном религией мозгу связаны. Он даже потом, в следующее воскресенье, на проповеди эту херню прихожанам расскажет, а те понесут её дальше: мол, вулканы и папуасы связаны между собой. Карающая длань Господня!

Ивашкин покряхтел, обдумывая услышанное.

- Ну, допустим. И что это нам даёт?

- Да ты что? Совсем тут заплыл жиром в своей берлоге?

- Есть маленько. И что-то ко сну тянет.

- Так поспи. Я потом к тебе ещё зайду.

- Договорились.

Михеев проделал ставшую рутинной манипуляцию с люком и выбрался наружу. Может, принести ему фонарик? Хотя, пожалуй, не стоит. Он же сам в прошлый раз доказывал сержанту, что это бесполезно. Избавление от мифологии полезно, но чревато нарушением целостности психики.

Среда обитания солдата — это стеклянная банка, выставленная на всеобщее обозрение. В ней нельзя спрятаться, можно лишь закрыть лицо руками. Однако некоторые пытаются и у них получается. И даже будучи уличёнными в обладании частным пространством, они умудряются вводить в заблуждение вертухаев относительно его предназначения.

Михеев не сомневался в том, что его наглая афера в офицерской столовой будет раскрыта. Другое дело, к каким выводам придут ищейки. Он очень рассчитывал на то, что до комбата дело не дойдёт. И не ошибся. Дежурные предпочли смолчать и угостить ничего не подозревающее начальство сверх нормы и без лишних выяснений, но до «дедов» информация дошла в момент.

- Ты чо, голодный? - осведомились у Михеева.

Страдающих желудочной активностью в армии не любят. Особенно таких, кто не делится с братьями, И, тем более, тех, кто не имеет законного права.

- Не смог удержаться, - поддержал их заблуждения Михеев, за что тут же схлопотал.

От него не укрылась некоторая растерянность на лицах палачей. Они знали, что бить надо, но их уверенность не распространялась дальше этого примитивного тезиса.

Странно, но физической боли от наносимых ударов Михеев почти не чувствовал. Выходит, моральное превосходство над противником — лучшая анестезия. Интересно, какие ещё потайные двери скрыты в хрупком человеческом теле?

Больнее оказалось перенести то, как к происшествию отнеслись одногодки. Обычная солидарность и сочувствие уступили место злорадству — он ведь и с ними не поделился украденным ужином. Что ж, роль батальонного чмо, жрущего по ночам сгущёнку в тиши сортира, он выбрал для себя сам.

Карабинер приставил к глазам бинокль и только теперь разглядел, что бегущий по полю человек — это шпунер. Молодой ещё. В том были и плюсы, и минусы. Неопытность беглеца давала возможность применения к нему многочисленных военных хитростей, но резвость, присущая молодости, делала трудным честную погоню за ним на открытом просторе. Значит, нужно его заставить делать то, что выгодно охотнику.

Поэтому Михеев решил не высовываться до поры до времени и вести наблюдение на расстоянии, прячась в подлеске, который рос по краю луга. При таком раскладе передвигаться шпунеру было, конечно, легче, но он и не мчался на полной скорости, будучи уверенным в том, что здесь совершенно один.

Километров пять они двигались параллельно друг другу, не нарушая паритета. Но терпение Михеева и его тонкий расчёт принесли, наконец, ожидаемые плоды. Шпунер свернул с намеченного пути и приблизился к лесной полосе. Славно!

Охотник бережно натянул лук и выпустил стрелу так, чтобы она упала прямо перед жертвой. Они любопытные, должен клюнуть. Наконечник был холостым, обёрнутым в цветной поролоновый шарик.

Шпунер замер при виде стрелы, вытянув длинную морщинистую шею. Посмотрел по сторонам. Но где ему! Камуфляжную робу карабинера не так-то просто разглядеть среди кустарника. Сделал осторожный шаг вперёд. Другой, третий...

Когда между ними оставалось метров десять, Михеев тихонько передёрнул затвор и выстрелил от живота, не целясь.

Кровь хлынула из простреленного горла. Шпунер завалился на спину, хватая беспомощными руками воздух. Михеев поставил сапог на грудь поверженному.

- Ну, что, сволочь? Добегался?

Он провёл короткое интервью, получив ответы на интересовавшие его вопросы: о численности отряда, его дислокации, ближайших планах. Шпунеры — сносные воины, но герои из них никакие. Контрольным зарядом отстрелил пленнику яйца. Тот дёрнулся в последний раз и замер.

Ещё час занял у Михеева, чтобы сочинить эпитафию, освежевать тушу и развесить куски мяса по веткам, как того требовал закон. Голову он положил в сумку для трофеев, висевшую на плече. Он успеет к рассвету добраться до указанного шпунером места. А там скучно не будет.

Особого желания разговаривать не испытывал ни тот, ни другой. Михеев, поглощённый открытыми в себе новыми свойствами, не дозрел до того, чтобы высказаться о них вслух. Ивашкин берёг силы.

- Неблагодарный ты, сержант. Я, помню, кроликам траву носил в клетку, так они, знаешь, как меня встречали? А от тебя слова хорошего не услышишь.

- Так то кролики.

- Считаешь себя более утончённым?

- Ну, типа, да.

Ивашкин захлебнулся кашлем и, когда приступ прошёл, не возобновил сам диалога.

- Друзья твои меня донимают. Подозревают во вранье.

- Правда?

- Обидно. Когда просто так бьют, болят только кости. А когда с умыслом — всё остальное. Но мы ведь не собираемся по этому поводу раскисать?

- Стопудово.

- Я вот подумываю, не учудить ли мне какой-нибудь гадости. В караул через неделю. «Калаш» выдадут. Устроим зарницу.

- А патроны?

- Да, тут ты прав. На рынок придётся сбегать, а увольнения пока отменены. Из-за тебя, между прочим. С другой стороны, они же не могут знать наверняка, что я пустой. В штаны наложат по-любому. Уже радость.

- Сочувствую.

- Не, это я, как представлю, что ты тут целыми днями один, начинаю волноваться. Ты, кстати, чем занимаешься в свободное время? Онанируешь?

- Стихи пишу.

Михеев картинно поперхнулся.

- А-а-фигеть! Почитай, а?