Рейчел Кинг - Полет бабочек

Все обернулись на крики Томаса. Увидев, в чем дело, юный Пауло и их проводник Жоао стали тихо переговариваться, кивая головами и хмурясь.

— Подождите, — сказал Джордж. Он нагнулся и попытался поймать одного из муравьев своим пинцетом. — Огненные муравьи. Не волнуйся, Томас, их укусы не смертельны, но могу себе представить, как тебе больно.

Джордж оставил попытки ловить муравьев и стал вместе со всеми давить их ногами. Большинство насекомых спаслись — уползли назад и скрылись в песке.

— Formiga defogo, — произнес Джордж и посмотрел на остальных.

Антонио буркнул что-то и кивнул, а Пауло широко улыбнулся. Джордж ответил улыбкой, довольный собой.

— Ну почему меня всегда жалят? — запричитал Томас.

Эрни закатил глаза.

— «Ну почему меня?» — передразнил он визгливым голосом. — Прошу тебя, Том, не будь девчонкой.

— Заткнись, Эрни! — рявкнул Джон, и все посмотрели на него с удивлением. — Погоди, вот случится с тобой что-нибудь — посмотрим, что ты тогда скажешь.

Внезапно тропический лес перестал казаться таким уж привлекательным местом, и Томас задумался, не тоска ли по дому им овладела — но не по Англии, а по относительной безопасности Белема или Сантарема. Наверное, в конечном счете приключения — это не совсем то, чего так жаждет его душа.

Узкая песчаная тропинка, по краям которой возвышались деревья, вела на несколько сотен ярдов в глубь леса. Томасу мерещилось, что смеющиеся обезьяны и скачущие по веткам птицы наблюдают за ними — они не выпускали незваных гостей из поля зрения, готовые в любую минуту спастись бегством. Возможно, глаза, светящиеся в полумраке, принадлежали людям. После раскаленного света, отраженного в реке, лес словно окутал их своей темнотой. Несмотря на то что солнце здесь не палило, из-за отсутствия ветра влажность была почти невыносимой. Пот солеными ручьями стекал по спине между лопаток. Корень какого-то дерева, змеей стелившийся по земле, ухватил его за лодыжку и швырнул в лесной перегной. Он напрягся, ожидая очередного нападения насекомых, но вместо этого чьи-то сильные руки подхватили его и поставили на ноги. Никто не сказал ни слова, но Томас затылком чувствовал на себе прожигающие взгляды. Он попенял себе мысленно, когда кровь прилила к голове, напоминая болью о похмелье. Утирая лицо руками, он поморщился — соленый пот попал на ранки от укусов.

При виде места их стоянки, где образовывали круг четыре хижины, Томасу стало совсем плохо. Примитивная конструкция посередине — всего несколько пальмовых листьев, подпертых палками, — должна была служить кухней. Никакого туалета поблизости не наблюдалось. У него болел живот: он давно не испражнялся, и забитый кишечник давил на стенки прямой кишки. Он все это время ждал, когда они доберутся до лагеря, чтобы облегчиться, но теперь понял, что ожидания были напрасны — уборной для него послужит лес. Ему придется сидеть на корточках и подвергаться такому количеству опасностей, что одному только Богу известно.

Небольшое поселение, некогда служившее домом для сборщиков каучука, было сооружено кое-как.

Хижины — не более чем простые укрытия, вместо дверей зияли дыры, но подлесок был вырублен, чтобы джунгли не посягали на пальмовые листья и стволы, служившие строительным материалом. Две хижины перекосились — вот-вот упадут: дома-развалюхи, выставленные на потеху.

— Четыре хижины, — констатировал очевидное Эрни, ставя сумку на землю. Он заложил руки за голову и хорошенько потянулся. — Отлично. Каждому своя.

— А как же остальные? — возразил Томас.

Он заметил у Эрни под мышками темные пятна, ощутил резкий запах пота. И еще чего-то кислого.

С ужасом он понял, что пахнет спермой.

— Да. Конечно. Они могут занять одну, вы с Джоном — другую, а на нас с Джорджем будет по одной.

Джордж улыбнулся. Помада на его волосах растаяла и стала стекать на лоб. Он достал носовой платок и вытер лицо, затем прижал платок к носу и украдкой отодвинулся от Эрни. Джон пожал плечами.

— Делай как хочешь, Эрни, — согласился Томас.

По правде говоря, ему предпочтительнее жить вместе с кем-нибудь, особенно с таким человеком, как Джон, — который может объяснить все ночные звуки и точно знает, когда поблизости возникает опасность.

— Какой ты добрый, — сказал Эрни.

Он подхватил свою сумку и уверенно зашагал к одной из хижин — посмотреть, что внутри.

Используя пальмовый лист, Томас ухитрился довольно тщательно подмести в своей хижине, на дверь повесил занавеску. Они с Джоном привязали гамаки к бревнам на потолке. Антонио принес немного бальзама для смазывания веревок, чтобы муравьи не заползали к ним, пока они спят, он же убедил их натереть открытые участки кожи жидкостью, которая дурно пахла гниющими фруктами. Их предшественники оставили после себя кое-какую мебель, включая скамеечки для ног — чтобы сидеть, не касаясь ногами земли; ножки стульев и скамеек смочили той же жидкостью. Вообще стоять спокойно в этом месте было невозможно — приходилось все время переступать ногами, и Томасу казалось, что он сходит с ума из-за постоянного напряжения, но вскоре он к этому привык, а еще научился обходить песчаные холмики, которые означали муравьиные гнезда. К несчастью для Эрни, одно из таких гнезд обнаружилось как раз перед хижиной, которую он выбрал, и только его муравьи жалили регулярно.

Джордж восхищался этими существами и собрал большое количество экземпляров, живых — он кормил их крахмалом и любой пищей, оставшейся после еды, — и мертвых. Он изучал немалые челюсти муравьев: передней частью они цепляли свою жертву, а с другого конца вонзали в нее жало. В походной кухне мужчинам приходилось подвешивать провиант к потолку в связках, веревки пропитывали тем же горьким бальзамом, чтобы муравьи не завладели их продовольствием.

Но муравьи были не единственной проблемой. Каждую ночь Томасу приходилось сворачиваться калачиком под противомоскитной сеткой, потому что насекомые беспрепятственно проникали через хлипкие стены хижины и набрасывались на него. Эрни как-то ночью поймал у себя в хижине летучую мышь; он признался, что чуть было не позволил ей укусить себя — с тем, чтобы письменно зафиксировать, какой будет результат. С каждым тропическим дождем от земли поднималась сырость, и страницы книг Томаса стали пропитываться влагой и коробиться.

Богатые возможности для сбора материалов некоторым образом компенсировали те неудобства, которые терпел Томас. Исследователи продолжали заниматься своими повседневными делами, но обязательно брали с собой проводников и старались держаться друг друга; из-за отсутствия поблизости большого города они чувствовали себя в меньшей безопасности, чем раньше. Вокруг поселения петляли тропки, которые некогда использовались сборщиками каучука. Каждое дерево гевея отстояло на большом расстоянии от предыдущего, и, если распутать клубок тропинок, соединявший две или три сотни деревьев, получился бы путь длиною в семь или восемь миль. На гладких серых стволах остались заметные следы от лезвий мачете — поразительное вторжение человека в нетронутый до этого тропический лес. Глубокие надрезы были выполнены с определенным расчетом — одинаковыми, тщательно вымеренными полосами. На ветках болтались ржавые консервные банки, которые использовались для сбора капающего млечного сока, — Антонио объяснил, что серингуэйрос, рабочие, надрезавшие каучуковые деревья, потом коптили этот сок, добиваясь затвердения, чтобы его можно было отправить в любую точку мира для удовлетворения огромного спроса на каучук.