Валентина Мелисова - Исповедь восточной женщины

Как было жаль маленького, когда ему сделали обрезание, каким был беспокойным, плакал. Плакала и я: — Крошечка, как тебе больно, как мне тебя жаль, как взять твою боль себе?

Но я понимала, что так положено, через неделю сынишка успокоился, зажила ранка. Оправилась и я. Через 10 дней мы уже гуляли с малышом в сквере. Я не рассказывала вам, что я одела платочек? Нет? Ну так, расскажу сейчас.

Мама среди прочих подарков привезла мне красивый платок. Посмотрели мы друг на друга и промолчали. Молчим об одном и том же. А до этого свекровь несколько раз заводила разговор о том, как милостив аллах ко мне: — Вон Галя ходит без платочка — первый был выкидыш, вторая девочка Муна тоже без платка и тоже, что хорошего?

На этом разговоры заканчивались, как в песне — в каждой строчке только точки, догадайся мол сама. Я и догадываюсь. Дочка и сынок, как хорошо, что второй сынок! А когда выписывалась из роддома, одела платочек. Никто ничего не сказал, свершилось то, к чему все шло. Только мама поцеловала и сказала: — «Ну что же, Натик, ислам так ислам». — О, аллах, вручаю тебе себя. Да свершится воля твоя.

Ходит в подготовительную школу наша девочка. Когда 15/IX отправила первый раз, сидела, глаз с часов не сводила, не могла дождаться часу дня. А до этого все лето учила самостоятельно есть, правильно мыть руки, снимать и одевать штанишки. Бегу к автобусу (школьный, утром собирает детей и везет в школу, в час дня развозит по домам). Уже машет рукой, улыбается: — Мама, мне нравится школа, нравится тадж (награда, ободок на голову). Мне дали за то, что я хорошо себя вела. Ух! Отпустило сердце, улеглась тревога.

— Мама, а ансе (учительница) сказала, что я плохо говорю по-арабски.

— Потому тебя, котенок, и отдали, чтобы ты научилась хорошо говорить по-арабски.

Дома только разговоры о школе:

— Пришел мадир (директор) и со всеми знакомился, со мной тоже. А потом мы играли во дворе. — Завтра пойдешь? — Да, пойду, меня там будет ждать ансе (учительница) и девочка, забыла как зовут.

Вот так сразу привязалась к учительнице, школе, ни разу не плакала, не капризничала. А через 3 месяца уже читала какие-то стихи, суры из корана, калякала в тетради, приносила все чаще тадж — теперь уже за работу на уроках. А родственники поражаются — их детям по 4, 5 лет, а они все больше молчат. А свекровь говорит: — Это ее родители учат, занимаются с нею, а вы своих не хотите учить. Опять прошу не говорить так, не противопоставлять нас остальным.

К часу дня мы успевали сделать все домашние дела: выкупать наследника, покормить его, прибрать все в доме, а затем встречали Диану, и шли гулять в сквер, чтобы девочка набегалась, наигралась — нагуляла аппетит. (Ест очень плохо, с уговорами, со сказками, с обещаниями не знаю чего, со всеми атрибутами антипедагогических воздействий).

Пока я кормлю дочку, мама возится с внуком. Признается мне: — Вот вы у меня девочки, первые внуки — девочки, а к этому ребенку какое-то иное чувство; я не люблю его больше, нет, но любовь моя вперемежку с восторгом что-ли. Так бы и возилась с ним, так бы и тискала, смотри, какой хорошенький!

А малыш и правда хорош: большие, вполлица глаза, улыбается, машет руками, ножками. Головку стал держать в месяц. Сейчас, в 3, хорошо держит погремушку, но управлять ею не может: опустит руку — бьет себя по колену, поднимет — по лбу, хорошо погремушка мягкая!

С 3х месяцев мама ставит его себе на колени, поет ему песенки, учит подпрыгивать. А он, как гриб-боровик, упругий, скачет, смеется. Засыпает, в основном, у груди. Иногда в кроватке: подвесим ему звенящие игрушки, они медленно вращаются под тихий перезвон, малыш смотрит, смотрит и засыпает.

Уже установился какой-то режим, и мне легче управляться со всеми домашними делами, ориентируясь на него. Скоро уедет мама, и тогда я останусь только с мужем и детьми.

Кроме будней, мы устраивали праздники. Новый год. К приходу Дианы поставили и нарядили елку — Папа Ноэль (дед Мороз) принес. — А сам куда делся?

— Разносит елки другим детям.

— А к нам придет еще?

— Да, принесет тебе подарок.

— Ура! Бежит звонить по телефону арабской бабушке, чтобы поделиться новостью. Кстати, в свои 3,5 года Дина очень хорошо говорит по телефону — здоровается, прощается, отвечает на вопросы спокойно. Особенно любит с нею говорить Вахид.

Вечером идем гулять. Во многих домах елки выставлены на балконы, в машинах едут Деды Морозы, звенят в колокольчики, поздравляют прохожих с Новым годом! Возвращаемся к 12 домой, накрываем стол, чокаемся колой и «нечаянно находим» подарок от Деда Мороза. Счастью нашей дочери нет предела.

День рождения мамы.

Не успели проводить Новый год, 11/I день рождения мамы. 10/I ходили, купили ей букет цветов, торт; для компании Диане пригласили дочку Омара и Мирват — Джуди. Почему-то из всех детей, мама любит ее больше всех, всегда привозит ей подарки, приглашает в гости. Дина что-то старательно малюет (рисует она плохо). Получается не разбери что, но она дарит свой рисунок бабушке, рассказывает и показывает где что нарисовано. Та, естественно, в восторге: — Спасибо, котенок, я так рада!

А когда разрезали торт, Дина говорила: — Это маме, это Джуди, это Диане, это папе, а эту розочку бабушке, она именинница. Не эту, папа, вот эту — белую.

9 марта мы пригласили всех моих подруг: Оксану, Таню и Наташу. Наташа — новая подруга, принимала роды и консультирует нас по вопросам гигиенического ухода за сыном. Она из Караганды, 4 часа от Астаны, где живут мои родители. И уже это объединяет. Она на 10 лет моложе меня, но это не смущает. Наташа гинеколог, будет работать, когда подтвердит свой диплом. Муж ее, Ади, стоматолог, учился в Караганде. Хорошая пара, оба высокие, красивые. Мы поставили русский расписной самовар, купили торт, Таня принесла эклеры, Оксана — печенье, Наташа — мороженое. Пир на весь мир! Перезнакомились, пьем чай, болтаем. Отдушина! А дети отдельно: Маша и Оксанины Талат и Мурад. Наша Диана хозяйничает, выкладывает игрушки, книги — берите все, не жалко. Маша долго мира терпеть не может, обидела Талата, тот так горестно Оксане: — И что я ей сделал? Помирили. Снова играют. Слушала, слушала мама, а потом и говорит: «Подружки, послушайте, дети-то ваши говорят по арабски». Вот так, восточная кровь победила и наше желание общаться по-русски, и то, что с родителями тоже говорят по русски, а сами отдельно — по-арабски!

Когда я впервые появилась в арабском доме, моей старшей золовке Джамиле было 37 лет. Маленькая, полная, быстрая. Годы мало изменили ее, только еще больше пополнела, появилась седина.

Квартира у них маленькая, кухня прямо-таки мизерная, двоим не развернуться, а из нее еще двери в туалет, в ванную. Как Джамиля управляется там с 4мя детьми, представить прямо-таки трудно. Старшей дочери Омар было только 9 лет, а Джамиля оставляла на ее попечение годовалого сына. Как я удивлялась! Ну, никогда бы русская мамка не решилась на такое. Никогда! А вот Джамиля запросто и не на 10–15 минут, а на час, два, даже больше. И не всегда из-за каких-то срочных дел. И как она не боялась? Девочка могла отвлечься, забыться. Но, видимо, бог хорошо охраняет ее детей. А они, дети, такие разные! Омар, 15 лет, спокойная, тихая, очень застенчивая, кроткая. Любит свою младшую сестру Нур, а вот любит ли по-настоящему братьев, Бассама — 9 лет и Абусауда — 8 лет, сказать трудно. Ей пришлось очень много за ними ухаживать, убирать, отвечать за их проступки, даже переносить порой несправедливые наказания, что трудно разобраться в чувствах этой девочки, лишенной детства. Сейчас в свои 15 лет, она, закончив 9 классов и не сдав экзамены, сидит, что называется, на хозяйстве.