Бора Чосич - Наставники

СЛОВАРЬ, в котором все слова есть, которые произносят или записывают, даже и самые ругательские, потому что и такие есть, что говорят или читают, потому что все они от человека происходят.

ПРОЩЕНЬЯ прошу за то, что не так сделал, и пусть уж другие решат, действительно ли мне это сделать следовало, или я только от злости это учинил.

ПРОЖИТА жизнь пропащая от начала до конца, где-то, как-то, с кем-то.

ДОВОЛЬНЫЙ, когда чего хотел, того и добился.

ЗАРЯ, перед тем как день, но уже и не ночь, и румянится тот край, где солнце взойдет.

СВЕТАЕТ, когда день начинается, можешь хоть всю ночь не спать и сидеть, оно все равно само придет.

РАССВЕТ застигнет того, кто работал всю ночь или гулял, вот его рассвет и застанет там, где он был.

РАНЬШЕ, когда еще никто, кроме тебя или того, кто загадку разгадает, и только потом все другие. Прежде всех.

НАТКНЕШЬСЯ, налетишь на что-нибудь, чего не ожидал вовсе, будь то в лесу или среди бумаг.

ЗАПИСКА, бумажка такая, на которой что-то записано, чтобы тот, кто ее получит, знал, или чтобы сам не забыл что-нибудь важное, что ты сейчас припомнил, но позже тебе тоже пригодится.

ОТКРОЕШЬ, что было закрыто, чтобы не испортиться, или письмо какое, чтобы его не всякий читал, а только ты, которому оно и предназначено, вот ты его и открываешь.

ПОЕДОМ ест тебя жена, да чтоб ты проклят был, что мучишь всех нас своей жизнью, дурными привычками, компанией своей, пьянкой, гулянками, шумом и гамом, а больше всего своим весельем, словами, голосом, в то время как она невеселая, молчаливая и тихая.

ЗАПРУ, закрою то, что не про всякого, какую-то шкатулку или что другое с помощью ключа или другого какого инструмента.

ЯЩИЧЕК, где что сберегается, чтобы не рассыпалось, чтобы кто не увидал или чтоб кто-то не скрал.

НАКОНЕЦ, после всех этих скандалов, шума и споров, хватит с меня уже.

РАССТЕГИВАЮ то, что было застегнуто.

ПУГОВИЦА, кусочек чего-нибудь, с помощью которого застегиваешь одежду, если с противоположной стороны петля есть.

ОТДЫХАЕШЬ, после того, как поработаешь.

ОДР, там, где ляжешь, будь ты жив или мертвый хотя лучше, если жив.

ОТДЫХ, когда в него погрузишься, ни в коем случае думать не смеешь о том, что снаружи, и пусть оно тебя не волнует, пока к тебе силы не вернутся и настроение.

ПОКОЙ, когда был человек как все, а теперь покоится в мире.

УТРО, пока день не начался, но уже наступает.

КОНЕЦ, когда перестает то, что было и длилось, пусть даже долго, и вот оно совсем закончилось.

СПИШЬ, когда совсем ничего о себе не знаешь, чуть-чуть только, и то пока сон снится, но все равно все в нем перепутано и не так, как в жизни.

СНЫ видишь, которые происходят, пока ты спишь, а также картинки, в которых тебе являются те, кого уже в живых нет, а также то, чего не было, но кто знает, может, и случится.

БОДРСТВУЕШЬ, пока себя чувствуешь, не спишь и не сдаешься.

ЧИТАТЕЛЬ и есть самый сокровенный писатель, не стоило бы ему становиться писателем, лучше было бы оставить литературу для собственного удовольствия.

Мировое звучание Борхеса и Набокова неожиданна избранное вдруг стало всеобщим. Они – читатели, и не скрыли этого.

Еще недавно откровенность Паскаля или Розанова была для современника почти неприличной.

В старину писатель назывался списыватель. С чего?

ПИСАТЕЛЬ списывает то, что нельзя или невозможно сказать.

ПИСАТЕЛИ для писателя делятся вот как: на тех, о ком он слышал и о ком не слышал; на тех, кого он читал и кого не читал; на тех, кто ему нравится и не нравится.

А те, кто ему нравится, уже не делятся: нравятся, и все тут.

Но тут же они начинают делиться: на тех, с кем ты знаком лично, и на тех, с кем ты незнаком. Говорят, что с писателем лучше и не знакомиться: достаточно его книг. Но, когда ты сам давно в литературе, правило это разрушается. Тогда писатели начинают делиться на тех, кто ДО тебя, и на тех, кто ПОСЛЕ тебя. Все хорошие писатели были ДО тебя, и это не мания величия, а условие.

Ну не был я знаком ни с Зощенко, ни с Мандельштамом – не успели они ответить мне взаимностью, – это мне не мешает их любить.

ЛЮБИТЬ – очень недифференцированный в русском языке глагол. У нас даже мороженое и пирожное любят или НЕ любят. Не любить их даже как-то сильнее звучит оригинальнее. А вот писателей у нас именно любят или не любят в том же смысле, как любимых людей.

ПРАВИЛО разрушается, когда ты сначала познакомишься с писателем лично, и он тебе понравится, и лишь потом его прочтешь. И если он тебе и тут понравится, то оценка этого писателя непомерно возрастает. И это уже твоя мания величия! «В чужой славе мы любим свой вклад».

В ПЕРВЫЙ РАЗ я полюбил так Гранта Матевосяна в 1967 году.

В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ – Бору Чосича в этом. Милейший человек – то есть нормальный. А еще и пишет хорошо – вот неожиданность!

УДИВЛЕНИЕ такого рода и есть высокомерие. Кто сказал, что высокая мера – это плохо? С удивления и начинается настоящее чтение. Оно побеждает нашу заведомую подозрительность и предвзятость. Не каждому автору это под силу.

ЧТЕНИЕ – это борьба читателя с автором. И если автор выходит победителем…

ПОНАЧАЛУ: ну что тут такого особенного? А потом… а – всё! Всё удивительно. Ново, свежо. А потом… так ведь всё так и есть!

СПИСЫВАТЕЛЬ и есть настоящий писатель. Я читал «Роль моей семьи в мировой революции», изданную «Азбукой-классикой», и удивлялся: как это до Боры Чосича никто не догадался, что можно именно так списать! С того, что знает каждый. То есть с жизни.

ЖИЗНЬ, оказывается, не только неописуема, но и не описана.

«АЗБУКА-КЛАССИКА» – надо ее похвалить. Азбука ведь это просто перечисление букв. Но никто уже не сомневается, что после А – Б, а не Щ.

Полвека назад мы в Ленинграде шутили про нашего первого писателя, про первого писателя из нас, Виктора Голявкина: Гомер – Голявкин. И только наконец на полке «Азбуки-классики» они встали бок о бок, как им и положено, по алфавиту. Это я вспомнил, читая Чосича, на букву Ч.

ЧЕХОВ – ЧОСИЧ – настоящие списыватели, С того, что есть, а не с того, что прошло. Это не пошлые писатели. СПИСЫВАНИЕ – это последовательность. Последовательность – это перечисление. Перечисление – это порядок слов.

ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ – иногда может показаться, что инвентаризация – единственный способ описания мира. Кроме Библии, священны только словари и энциклопедии. Тогда Даль и Брэм – великие списыватели.

ВПРОЧЕМ, и в художественных книгах встречаются удачные страницы. Например, чем только не подтирался Гаргантюа! Даже утенком. Или чего только не вывез с затонувшего корабля Робинзон Крузо! Фицджеральд особенно гордился своим списком гостей в «Великом Гэтсби», а Набоков – списком учениц из класса Лолиты.