Иселин Херманн - Домино

Да, я вижу. Истории не похожи друг на друга, хотя говорят, что во всей мировой литературе всего восемь сюжетов, а все остальные — только вариации какого-нибудь из них.

Перестань издеваться!

Я не издеваюсь. На самом деле, мне бы хотелось, чтобы именно я написал эти книги. Только подумай, писать для такой большой аудитории. Это, должно быть, необыкновенно.

А твои книги много кто читает?

Ну, сложно сказать, сколько людей их читает, я получаю лишь отчет от издательства о том, сколько их покупают, а это не одно и то же.

Ты не хочешь подарить мне какую-нибудь книгу?

Да, обязательно, когда-нибудь. Но я не думаю, что тебе понравится. Ты прекрасна, несмотря на то, что не читала мои книги. И кстати, Роз, иногда я пишу под псевдонимом.

Психо… что?

Псевдоним. Своего рода маска.

Как у Зорро? Даже не пытайся вешать мне лапшу на уши. Не верю, что на твоем портрете в книгах на тебе маска.

Он прижимает ее к себе. Какая же ты глупая, Роз. Сейчас нет ничего страшного в том, что он это говорит, лишь бы он говорил это именно так. На книгах «Галлимара» никогда нет фотографии писателя. И разве недостаточно того, что я для тебя Токе, а ты для меня Роз?

Так бы сразу и сказал.

Она смотрит на него. Ее взгляд такой преданный, что глубиной своей искренности внушает страх.

Почему ты никогда не спишь, Токе?

Сон не относится к моим привычкам.

Почему ты пишешь под другим именем?

Женщины всегда задают так много вопросов?

Вероник утверждает, что женщины говорят в семь раз больше мужчин.

В семнадцать!

Ничего себе, это правда?

Еще какая!

Тебя раздражает, что я так много говорю?

Только когда ты спрашиваешь.

Перестань!

Она бросается на кровать, задирает платье в горошек и дерзко на него смотрит. В этот момент Лулу начинает плакать. Ох, черт возьми, недовольно гримасничает Роз.

Токе берет Лулу на руки. Несложно заметить, какая она хорошенькая: большие темные глаза с интересом разглядывают всех и вся, правильной формы носик, ротик в форме сердечка, красивые русые кудряшки.

От нее не убежишь, смеется Роз, позабыв о своем недовольстве, и расстегивает платье, чтобы покормить Лулу.

У меня и не было таких мыслей.

Ну, а как насчет твоей жены и всего прочего?

Все уладится, ты просто должна немного потерпеть.

Да, но мы знаем друг друга уже почти три года… и…

Это мужское дело.

Правда? Она смотрит ему в глаза. Откуда у нее этот взгляд? У обычной женщины не может быть такого взгляда. Или может? Обычно она смотрит на него более простодушно. Роз очень хочет верить ему, и маленькая ручка Лулу, касающаяся ее груди, заставляет его самого верить в то, что все образуется. По крайней мере, сейчас. Просто все немного сложнее, чем кажется.

Мы могли бы жить за городом, да? В смысле, ты же можешь писать где угодно? И Лулу могла бы бегать и играть в каком-нибудь садике.

Токе замечает языковой прием, которым она пользуется, говоря «в каком-нибудь», а не «в нашем» саду.

Или в каком-нибудь маленьком городке, где я могла бы работать, как здесь.

Роз работает в местном бистро. «Le Bouquet du Nord». Красивое и хорошо освещенное место между улицей Мабёж и бульваром Мажанта. Бистро не самое шикарное, таких в Париже тысячи. Открыто с семи утра до одиннадцати вечера. Круассаны, сэндвичи, пиво для полуночников. Моя жена меня не понимает, говорит один, пока другой секретничает о своей измене. Блюдо дня и картофель фри. Два кофе. Спасибо!

До того как родилась Лулу, Роз работала в две смены: с семи до трех и с трех до одиннадцати. Но у нее так опухали ноги, что, приходя домой, она еле снимала туфли. Ей дают хорошие чаевые, и она слушает и одновременно с этим разливает пиво. У нее это неплохо получается. Роз одарена способностью слушать. Терпеливо. Во всяком случае, на работе. Не удивительно, что мсье Мишель — ее хозяин — и постоянные посетители скучают по ней сейчас, когда у нее декретный отпуск. Без нее все совсем по-другому.

Это была страсть с первого взгляда. Токе не стесняется признать это, а Роз никогда не устанет слушать его рассказы про то, как он за ней следил.

Нет, ты обычно говоришь «шпионил». Роз вроде маленького ребенка, которому нужно снова и снова рассказывать сказку про Красную шапочку и Волка, и слова должны стоять в том же порядке, что и в прошлый раз. А дальше?

Ну вот, я сидел и делал вид, что пишу, но я смотрел на тебя всегда, когда ты отворачивалась.

А что было, когда я уходила домой?

Ты же отлично знаешь.

Все равно расскажи.

Ну вот, я стоял и смотрел на то, что та, кто живет подо мной и те, кто живут этажом выше, не могут видеть.

Что?

Шелковая блузка, которая медленно…

Как медленно?

Та-а-ак медленно. Он медленно проводит указательным пальцем по ее руке. Медленно падала на пол. Сосед снизу работал за компьютером. Семья, живущая наверху, смотрела телевизор. Свет экрана мерцал на их лицах. Но я смотрел на тебя.

Ты возбуждался?

Гм…

Ну и как?

Да так!

И что?

Не скажу.

Ну, скажи!

Дальше ты знаешь.

Но я снова хочу послушать.

Хотя Роз читает только незатейливые книги серии «Арлекин», она одержима словами. Она верит в слова и любит, когда он их произносит.

Расскажи, как ты хотел меня. Скажи, что ты хотел со мной сделать, вздыхает она, лежа под ним.

Она его любовница, его порочная связь. Когда она сказала ему, что беременна, он пришел в бешенство. Аборт. Это же легко. Он обязательно найдет хорошую клинику. Деньги — не проблема. Во всяком случае, он думал, что это дешевле, чем платить ребенку восемнадцать лет, но об этом он, конечно же, не сказал. Все было не так просто: она держала это втайне или, точнее сказать, — он был вынужден уехать на месяц в отпуск в Бретань и, когда вернулся в июне, Роз заявила: это единственный способ, благодаря которому я могла сохранить в себе частичку тебя. Я так по тебе скучала. Она была на четвертом месяце.

Он пришел в ярость.

Но в первый раз возникло ощущение, что Роз проявила характер взрослого человека. Она больше не была кошечкой. Она была львицей, защищавшей свой плод. Женщина, чтоб ты знал, не может забеременеть одна, криптокатолик несчастный, и если ты не хочешь знаться со мной и с ребенком, то это твоя проблема! Ты будешь платить ребенку, это я тебе обещаю. И если ты не веришь в то, что ты отец, можешь проверить.

Криптокатолик. Слово-то какое. Токе онемел. То, что росло в ее животе, было, с одной стороны, очень абстрактной, а с другой — конкретной проблемой. Хоть проблема и была названа «ребенком», но для него это было чем-то, что нужно изжить. Тогда он не осознавал, что ребенком была Лулу. Что тот смех, который исходит из ее беззубого ротика, когда он целует ее в шейку, может причинять такую боль, какую причиняет только мимолетная радость. Когда Лулу смеется, ее рот становится большим и совсем не похож на сердечко. Ее детский смех исходит прямо из животика, как подарок из неизвестной страны.