Стефан Каста - Лето Мари-Лу

— Только не у тех, у кого поврежден позвоночник. Место, где находится травма, определяет подвижность. Этого никогда не изменить. У тебя есть год. Первый год. И затем все понятно. Будешь ты ходить или нет. Разве мы не разговаривали на эту тему?

— Но ведь в твоем случае все не так определенно? У тебя же есть шанс, — говорю я. — Ведь твоя травма частичная, или как ты там говорила?

Мари-Лу кивает:

— Неполная. Да, в чем-то мне повезло. Наполовину повезло. Но это мало что меняет. Я могу ходить, ты сам видишь. Протащить себя несколько метров. Но на это уходит много времени и усилий. И так будет всегда. С коляской гораздо проще.

— Я не понимаю, почему ты не хочешь тренироваться чаще? Я ясно вижу, что время, проведенное здесь, на острове, сотворило чудо.

Мари-Лу смотрит на меня и качает головой:

— Адам, ты можешь ходить на руках?

— Всего лишь несколько метров. А что?

— Если ты будешь очень много тренироваться, ты сможешь пройти больше?

— Конечно.

— Так почему же ты этого не делаешь?

— А зачем мне это надо?

— Чтобы уметь ходить на руках.

— Но это не очень практично.

— Для меня не очень практично использовать ноги. Коляска практичнее.

Я ничего не говорю. Я замечаю, как она зациклена на том, что сказал ее врач. Ей это нравится. Играть свою роль в этом инвалидном кресле. Ее превратили в пакет льгот. Равнодушный пакет льгот. Не думаю, что это правильно. Скорее всего, она отказалась от борьбы. Сделала это, не проверив свои возможности. Сначала нужно бороться как зверь, а потом уже сдаваться.

Есть ли кто-нибудь, кто отважится пролить кофе на историю болезни? Кто сможет заставить пациента поверить в чудо? В Бога, если они захотят? Лишь бы у них появились силы тренироваться изо всех сил. Не бывает никаких среднестатистических людей, никаких среднестатистических травм. Нет типичных пациентов. Все возможно. Все может случиться. И то, чего желают больше всего, и то, чего совершенно не хотят. Чудеса происходят постоянно. Люди, умирающие от рака, уезжают куда-нибудь, съедают там что-нибудь и возвращают себе жизнь. Отшельник приплыл сюда, на пустынный остров, и плевать он хотел на то, что ему сказали, что он умрет. В газетах часто пишут о подобных случаях. Жизнь — это фильм, в котором все возможно. Иначе, зачем мы вообще живем?

Все эти мысли проносятся в моей голове. Но ни одну из них я не высказываю вслух.

— Пойдем дальше? — лишь спрашиваю я.

— Давай повернем здесь и вернемся назад.

Я насыпаю в кастрюлю рис и обнаруживаю, что умудрился купить такой сорт, который нужно варить почти полчаса. Мне приходится три раза наполнять горелку, и денатурата остается лишь на донышке. Этого хватит как раз, чтобы подогреть воду для мытья посуды. Кое-где остатки еды засохли, и без горячей воды здесь не обойтись.

Я грею воду, пока мы едим ризотто с банкой консервированной кукурузы, которую я смешал с рисом. В кладовке шаром покати. Даже красные муравьи покинули нас.

— Теперь-то нам точно придется возвращаться, — говорю я.

— Нельзя плыть под парусом без ветра, — замечает Мари-Лу.

— А мы проведем обряд вызывания ветра, — говорю я. — Вечером, на берегу. Будем танцевать как индейцы.

— Ты имеешь в виду обряд вызывания дождя?

— Нет, именно ветра. Индейцы проводили обряды для всех типов погоды. Это почти всегда срабатывало. Они получали то, что им требовалось, потому что очень сильно этого хотели.

Мари-Лу недоверчиво смотрит на меня. Она подозревает, что я вру, но еще не совсем уверена.

— А не лучше ли отправить послание в бутылке? — предлагает она и переворачивает вниз горлышком пустую бутылку из-под денатурата.

— Прекрасная идея! — восклицаю я.

Я приношу карандаш и тетрадку Мари-Лу и отдаю все это ей.

— Ты пиши, а я буду диктовать.

— А какую дату поставить? Ведь начинают с даты.

— Понятия не имею. Напиши «начало августа».

Мари-Лу пишет:

— « Фьюк, август месяц ». Что дальше?

— « Это письмо написано детьми Отшельника », — диктую я.

— Подожди, не так быстро. Так, дальше.

— « Мы хотим поведать всем о нашем открытии. Этот остров расположен посреди аномальной зоны. Здесь отсутствует время. Тот, кто живет тут, не стареет.. .»

— Подожди. Что?

— « …но лишь становится сильнее и умнее. Больные выздоравливают. К сожалению, здесь нет ветра, поскольку аномалия времени совпадает с аномальным штилем ».

— Помедленнее!

— Ты всё?

— Сейчас… ну вот.

— « Мы не знаем, сможем ли когда-нибудь вернуться домой ».

— …« домой », — повторяет Мари-Лу. — Ну?

— « Тот, кто прочтет это письмо, пусть позаботится, чтобы мы не остались на Фьюке навечно ».

Мы подписываем свои имена и отправляемся с бутылкой на берег. Я вырвал из альбома рисунок с лодкой, свернул его в трубочку и засунул в бутылку вместе с письмом. На рисунке тоже стояло мое имя: Адам О. Я передаю бутылку в руки Мари-Лу.

— Бросай, — говорю я.

Мари-Лу стоит некоторое время, обняв бутылку, словно это — маленький ребенок, с которым ей сейчас придется расстаться. Затем поднимает руку и делает бросок. Бутылка описывает высокую дугу и с плеском плюхается в воду. Мы стоим и смотрим. Бутылка, как поплавок, неподвижно застывает на блестящей поверхности озера.

— Ничего не выйдет, — говорит Мари-Лу. — Бутылочная почта тоже зависит от ветра, как и парусные лодки.

— Сейчас я все устрою.

Я бреду в воде до бутылки, встаю немного поодаль и начинаю плескать на нее воду, чтобы создать волны. Бутылка, покачиваясь, медленно удаляется прочь от нас.

— Ну вот, теперь она уже в пути! — кричу я.

Я еще некоторое время стою в воде и гребу руками, помогая бутылке набрать скорость. Затем возвращаюсь к Мари-Лу.

Когда солнце опускается за горизонт, мы стоим на берегу, прижавшись друг к другу. Бутылка снова застыла на достаточном расстоянии от берега. Мари-Лу поворачивается ко мне, прижимается щекой к моей щеке, обнимает за талию. Я чувствую, как бесконечно медленно она переставляет ступни, тихо шурша камушками. Я следую за ней мелкими-мелкими шажками. Медленно мы поворачиваемся в красных лучах заходящего солнца. Это наш ритуальный танец ветра.

Ночью я внезапно просыпаюсь. Я почти уверен, что меня разбудил какой-то звук. Я думаю, что человек просыпается по-разному. Если просыпаешься сам, то словно медленно всплываешь на поверхность реальности. А я проснулся как от толчка. Сработал древний инстинкт, тело приготовилось отреагировать на неизвестную опасность.

Я сажусь и старательно вслушиваюсь, не слыша ничего особенного. Ощупываю пространство рядом с собой и нахожу Мари-Лу. У нее вспотела спина.

Я снова укладываюсь. Чувствую, что больше не усну. В голове начинают крутиться разные мысли, о которых я давно забыл. Как там Сив и Рут? Гуляют ли они все еще на свободе? Вернулись ли в город папа и Бритт? Да, скорее всего, уже вернулись. Интересно ли папе, где я и почему не даю о себе знать? Когда, собственно, начнутся занятия?