Эндрю Миллер - Подснежники

Мы боялись, что он мог провалиться в прорубь или свести в баре гостиницы знакомство с какой-нибудь нехорошей дамочкой. Казак уверял, что прорубей в тех местах нет, что все наверняка образуется, он в этом не сомневается. И в самый канун Нового года пригласил нас в московский головной офис «Народнефти» — на встречу, посвященную подписанию последних документов, которые необходимо было послать в Лондон и Нью-Йорк, чтобы банки смогли перевести сюда деньги. Паоло на встречу пойти согласился. Сказал, что, по его мнению, она будет пустой тратой времени, но на работе нам все равно заняться нечем. С собой он взял меня и Сергея Борисовича.

«Народнефть» больше походит на государство, чем на компанию. Помимо скважин, трубопроводов и танкеров она владеет гостиницами, самолетами и футбольными командами. Ей принадлежат санатории на Кавказе и остров в Карибском море. В Финском заливе у нее имеется собственная подводная лодка, мало того, по слухам, в ее распоряжении находится парочка космических спутников. Кроме того, компания управляет несколькими борделями и держит на жалованье наемных убийц. В то время поговаривали также, что она платит немалые деньги половине членов российского парламента. А еще «Народнефть» могла похвастаться причудливым главным зданием центрального офиса на юге Москвы — построенное в девяностых, которые, судя по всему, были для русской архитектуры эпохой наибольшей эксцентричности, оно походит на воткнувшуюся носом в землю космическую ракету. Паоло, Сергей и я подъехали к этой башне довольно рано, около половины девятого утра. Был канун Нового года, последнего для меня Нового года в России.

Обычно, покидая зимой помещение или машину, ты еще двадцать-тридцать секунд холода не ощущаешь, тебя словно бы продолжает согревать только что оставленное тепло, преходящая иллюзия комфорта, — примерно так же курица, которой отрубили голову, какое-то время бегает и только потом соображает, что уже умерла. При минус двадцати семи тебе подобная благодать не светит — ноздри промерзают мгновенно, а глаза немедля начинают слезиться. Мы едва ли не бегом устремились в стоявшую перед комплексом зданий «Народнефти» будку службы безопасности, предъявили наши паспорта, затем миновали ухоженный двор с замерзшими фонтанами и вошли в главное здание. Рыжеволосая, одетая в зеленое мини-платье «встречающая» провела нас в лифт, а из него в комнату для переговоров, находившуюся на самом верху кормовой части «ракеты». На столе у одной из стен переговорной мы увидели несколько бутылок водки, стопки и кусочки селедки с воткнутыми в них зубочистками. Из огромного, от пола до потолка, окна открывался вид на промерзший город. Небо было таким же белым, как устилавший землю снег, — может быть, даже белее, поскольку выхлопным газам добраться до него не удавалось.

Девушка села в стоявшее у противоположной стены кресло, улыбнулась нам. Сергей Борисович отведал селедки. Мы ждали, стараясь в сторону девушки не смотреть.

Казак появился примерно через час, около половины десятого. Его сопровождала пара адвокатов, а с ними заместитель генерального директора «Народнефти», человек, если судить по внешности, лет девятнадцати. Позже я узнал, что он приходится зятем главе российской военной разведки. Казак прошептал что-то девушке и прихлопнул ее, когда она повернулась, чтобы уйти, по попке.

— Водочки? — по-русски спросил он.

— Extrême , — ответил Сергей Борисович.

— Нет, спасибо, — отказался я.

— Да бросьте, — сказал Казак, — Новый год на носу.

— Сначала дело, — сказал Паоло, — а уж потом выпьем.

Распознать в Паоло московского ветерана было несложно, следовало лишь знать, под каким углом на него смотреть. На приемы он приходил около полуночи; приехав в аэропорт, несся, точно обуянное паникой животное, к столу паспортного контроля, чтобы не стоять потом в очереди; выходил покурить под открытое небо даже при минус двадцати и никогда ничему не удивлялся.

— Ладно, — согласился Казак.

Мы уселись за круглый стол. Казак пошептался с одним из адвокатов, тот вышел из комнаты и минут через пять вернулся. Началось неторопливое обсуждение разного рода юридических тонкостей. А минут двадцать спустя зазвонил сотовый Паоло.

— Может, — сказал Казак, — у нас, наконец, и хорошие новости появятся.

Паоло поднес телефон к уху и отошел, чтобы поговорить, к окну. Я услышал, как он спросил: «Где вы?» Далее последовало несколько итальянских ругательств. Затем, прикрыв трубку ладонью, Паоло спросил, каков номер стоявшего в переговорной телефона. Один из юристов «Народнефти» продиктовал номер, Паоло повторил его в трубку и прервал разговор.

— Вячеслав Александрович, — сообщил он, снова усаживаясь за стол. — Звонил из Сочи.

Возможно, тебе это известно и без меня, но город Сочи стоит на берегу Черного моря, примерно в трех тысячах километров от тех мест, в которых полагалось находиться Вячеславу Александровичу.

— Он сейчас перезвонит.

И тут же в центре круглого стола зазвонил телефон. Казак протянул к нему руку и включил громкую связь.

Вячеслав Александрович сказал, что очень сожалеет о случившемся, попросил простить его — срочное семейное дело, больше такое не повторится. Оснований для беспокойства у нас нет, продолжал Вячеслав Александрович: он побывал со своими помощниками в Арктике, собственно говоря, провел там почти неделю, все идет нормально. Строители обгоняют график и не выходят из пределов бюджета. Они приступили к сварке трубопровода, который пойдет от берега к плавучему нефтяному причалу, оборудование для первой насосной станции поступило, и, как только погода улучшится, начнется ее монтаж. Супертанкер стоит в сухом доке, переоборудование его уже начато (корпус переделывается так, чтобы принимать с одного борта поступающую по трубопроводу нефть, а с другого — закачивать ее в суда покупателей). На дне моря выбран участок, где будут закреплены двенадцать якорей, которым предстоит удерживать супертанкер на месте. Все это описано в его официальном отчете, который он только что закончил и который мы вскоре получим. Говорил Вячеслав Александрович около двадцати минут, сыпля результатами произведенных им замеров и статистическими данными — децибарами, баррелями в день, метрами в секунду, тоннами в год. Затем еще раз извинился и положил трубку.

Паоло, Сергей Борисович и я отъехали в креслах от стола, чтобы посовещаться.

— Как по-твоему, это кошерно? — негромко спросил у меня Паоло.

— Позвонил он в самое подходящее время, — ответил я.

— И что он делает в Сочи? — поинтересовался Сергей Борисович.

— Да, но, с другой стороны, — сказал Паоло, — он явно знает, о чем говорит. Телефонный звонок или его отчет — нам это, в общем, без разницы.