Андрей Шляхов - Клиника С.....

— Час? — ахнул Моршанцев.

— Ну, час не час, а минут сорок — точно, — сказал тот, кто привел Моршанцева. — И никакой медицины в отделении…

Разборки Моршанцев отложил на потом. Вначале следовало купировать приступ, пока тот не перешел в астматический статус. [18] Астматический статус — грозное, опасное для жизни осложнение бронхиальной астмы, возникающее обычно в результате затянувшегося приступа и характеризующееся нарастанием удушья. Пришлось Моршанцеву «тряхнуть стариной», вспомнить, как дежурил в студенческие годы в качестве медбрата в приемном покое седьмой городской больницы. За неимением ключа шкаф с лекарствами пришлось открыть разогнутой скрепкой, но это были мелочи. Спустя полчаса Борис Васильевич начал дышать более-менее пристойно, а потом и вовсе задремал под капельницей. Примечательно, что ни одна из сестер так и не появилась. И в курилке их не было, и в сестринской, и в кабинете старшей медсестры… Развоплотились, блин, истаяли.

Можно было отправиться на поиски, но куда? Бегать по всему корпусу? Обшарить подвал? Искать на территории? Да и отделение оставить нельзя, а ну как еще кто-то «ухудшится». Перед тем как докладывать ответственному дежурному, Моршанцев решил навести справки в «тахиаритмическом» отделении. Позвонил на пост и поинтересовался у дежурной медсестры, не в курсе ли она, где ее «боевые подруги» из интервенционной аритмологии.

— Они, наверное, в лаборатории, — предположила та.

— Что они могут там делать столько времени?

— Празднуют, наверное…

С четверть часа Моршанцев пытался дозвониться в лабораторию, но там упорно не желали снимать трубку, несмотря на то, что набираемый номер был «дежурным», предназначенным для срочного вызова лаборантов. Мало ли какие анализы срочно потребуются.

Моршанцев навестил Бориса Васильевича. Отсоединил капельницу, измерил давление, выслушал легкие и пожелал спокойной ночи. Приступ можно было считать купированным. Всячески оттягивая момент «ябедничанья», Моршанцев решил сходить в лабораторию и разобраться с дезертирками самостоятельно. Но сначала требовалось оставить кого-то вместо себя. Он снова позвонил в «тахиаритмию», но тамошние медсестры наотрез отказались войти в положение.

— Вы же там вдвоем на посту, — пытался урезонить Моршанцев, — а мне отделение оставить не на кого. Я же быстро, одна нога еще здесь, а другая уже здесь.

— У нас свой пост и своя работа, доктор, — твердо отвечала пожилая медсестра Серафима Ивановна, — и за ваших свиристелок мы работать не будем!

— Но я даже к вам прийти не смогу! Я же не могу выйти из отделения!

— Не надо меня шантажировать! Не придете так не придете, будете отвечать по статье о неоказании медицинской помощи!

— Да будьте же вы людьми! — взмолился Моршанцев и услышал в ответ потрясающее:

— Мы не люди, а дежурные сестры, и нечего нас укорять!

Моршанцев повесил трубку, сказал вслух, благо сидел он не на посту, а в пустой ординаторской, несколько нехороших слов и позвонил ответственному дежурному.

— Вот сучки! — сказал тот, узнав о случившемся. — Из переливания крови сегодня гонял, из реконструктивной хирургии гонял, из рентгена гонял, так еще в лаборатории! Ну уж я им сейчас задам, будут помнить!

Голос у Георгия Варлаамовича был не обычным, ровным и спокойным, а каким-то эмоциональным, взвинченным. Заподозрить ответственного дежурного по институту в употреблении алкоголя на рабочем месте было невозможно, никак в такое не верилось, поэтому Моршанцев решил, что во всем виноваты нервы. Разве приятно носиться по институту и разгонять пьяные сборища?

Ждать медсестер Моршанцев решил на посту. Ожидание растянулось на полчаса. О появлении медсестер возвестила громкая визгливая перебранка, донесшаяся через закрытые наружные двери отделения. Моршанцев поспешил навстречу, и взору его открылась незабываемая картина — повиснув на Гале, вдрабадан пьяная Вероника тянула ее куда-то вбок и попутно обзывала разными обидными словами, а Галя, отвечая на каждое слово не менее обидным аналогом, упорно продвигалась вперед, левой рукой придерживая напарницу за талию, чтобы та не убежала или не ушла своим путем. С усилием сфокусировав на Моршанцеве осовелые, разбегающиеся в сторону глаза, Вероника улыбнулась ему дурашливой пьяной улыбкой и сказала:

— Здравствуй, Дедушка Мороз, борода лопатой…

Моршанцев смог только покачать головой, дар речи покинул его.

— Ты подарки нам принес, пидорас горбатый?

— Молчи, дура! — более трезвая Галя сердито ткнула Веронику под ребро и обратилась к Моршанцеву: — Вы не сердитесь, Дмитрий Константинович, мы всего на минуточку отлучились, да немножко застряли. Сейчас все будет в порядке, мы сейчас, сейчас… да иди ты прямо, корова!

— Сама такая, — Вероника звучно рыгнула и добавила: — Коза нетраханая! Дай поговорить с человеком…

— Давай топай! — Галя уволокла напарницу в процедурный кабинет.

На шум повыглядывали из своих палат еще не успевшие заснуть или разбуженные пациенты.

— Все нормально, — сказал им Моршанцев. — Спокойной ночи.

Все, конечно, было не очень нормально, скорее даже совсем ненормально, но что еще можно сказать в подобной ситуации? Все хорошо, прекрасная маркиза…

Судя по звукам, доносившимся из процедурного кабинета, Вероника сначала получила две звучные оплеухи, потом блевала, потом умывалась, потом пила воду с нашатырем, потом ее еще раз вырвало и она снова умывалась… Наконец обе медсестры вышли и предстали перед Моршанцевым с виноватым детским выражением на избыточно румяных лицах. Халаты у обеих спереди были мокрыми.

— Разве так можно? — только и спросил Моршанцев.

— Мы больше никогда-никогда! — Вероника затрясла головой так, что с нее слетел колпак. — Мы все понимаем…

— Ночные таблетки раздавали? — перебила напарницу Галя.

— Нет, — ответил Моршанцев.

Галя укоризненно посмотрела на него — сидишь тут, бездельничаешь, а сам даже таблеток раздать не мог — и полезла в шкаф.

— Ой, а почему шкаф открыт, Дмитрий Константинович? Я же его закрывала перед уходом.

Моршанцев объяснил, почему открыт шкаф. Укора во взгляде Гали прибавилось: человек, умеющий открывать замки при помощи скрепки, ничего, кроме осуждения, не заслуживает. Моршанцев ушел в ординаторскую. По идее, давно пора было ужинать, но на нервной почве аппетит исчез. Моршанцев съел две ложки салата оливье, выпил кофе и написал докладную о случившемся на имя заведующей отделением. В том, что после звонка ответственному врачу без докладной не обойтись, он не сомневался. Такое чэпэ, как-никак.

Начиная со второго января заведующие отделениями начинали появляться на работе. Кто через день, а кто через два дня на третий — это уже в зависимости от ситуации в отделении. Моршанцев, сдав дежурство доктору из отделения хирургического лечения тахиаритмий, зашел к заведующей, рассказал ей о случившемся и положил на стол докладную. К огромному его удивлению, Ирина Николаевна слушала равнодушно, не ахая, не охая и не выказывая признаков начальственного гнева. Он-то ожидал большего, а все закончилось словами: