Ат-Тайиб Салих - Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах

Саид, сменивший Вад ар-Равваси, продолжал:

— Махджуб сидит и слушает все эти обвинения, как деревянный истукан. Из нашей компании там были только я и Ат-Тахир. Абдель-Хафиз с тех пор, как узнал дорогу в мечеть, от всего отошел и умыл руки. Говорит: „Все пустая болтовня“. Ахмад, как всегда, был пьян и не пришел на собрание. Вад ар-Раис, как ты знаешь, умер от колик в животе. Мать братьев Бакри, сестра Махджуба, пришла, встала среди мужчин и начала поносить своих детей самыми последними словами. За все время собрания Махджуб только один раз открыл рот, чтобы крикнуть своей сестре: „Эй, женщина, иди домой“.

Происходят удивительные, невероятные вещи. Наши собственные дети поднялись против нас. Мы старались в поте лица, бегали туда-сюда, чтобы открыть для них школы, а теперь они их окончили и задирают носы. В городе столпотворение, а мы спим сном праведников.

Мы с Вад ар-Равваси встали со своих мест и начали укорять этих людей, подходя к каждому и называя его по имени. Мы напоминали им о заслугах Махджуба перед ними. О том времени, когда Махджуб один за всем следил, а остальные были так, простым стадом. Но было уже поздно. Они проголосовали. Большинство было против нас. Среди белого дня в центре города Махджуб потерпел поражение. Махджуба Леопарда сокрушили гиены. Мелюзга, беспутные бродяги и бесстыжие девки. Они выбрали Ат-Турейфи, сына Бакри, председателем, Хасана, другого сына Бакри, — заместителем председателя, Хамзу, третьего сына Бакри, — секретарем, Саида Накормившего Женщин — казначеем, а Сейф ад-Дина — контролером. Сказали, что это новая должность для улучшения работы кооператива. Девчонки, которые устроили демонстрацию, заверещали: „И-и-и-йю-йя!“

А Ат-Турейфи крикнул: „Да здравствует парод!“ А где народ? Такие люди, как Саид Накормивший Женщин, Вад Рахматулла, Мифтах аль-Хазна и прочие? И это называется народ?»

— Собрание доконало Махджуба, — заканчивал рассказ Вад ар-Равваси. — Он не произнес ни слова в свою защиту. Просто встал и ушел. С того дня он ходит по земле живым мертвецом. Да, в Вад Хамиде окончился один век и начался другой. До сих пор мы не знаем, как это все случилось.

Медленно бредя домой поздней ночью, Михаймид думал о том, что ему понятна мораль этой истории, ибо она уже происходила на его глазах раньше, в незапамятные времена, и он даже был одним из ее участников. Тогда тоже шла война между тем, что было, и тем, что идет ему на смену. Да, Вад Хамид, с которым он мысленно был все эти годы и куда он вернулся, ища его, как солдат разбитой армии ищет свой полк, больше не существовал. Ноги Михаймида чувствовали груз прошедших пятидесяти лет, а мысленно он ощущал себя ребенком, которому не было и десяти. Черная, непроглядная ночь: кусты акации, застывшие как женщины в траурной одежде, призрачный блеск огней в кромешной тьме и слабые звуки жизни во всем этом небытии. Внезапно среди мрака послышался голос:

— Михаймид!

Голос звучал совсем рядом, прямо над ухом.

Михаймид ответил:

— Да!

Тот же отчетливый знакомый голос позвал:

— Михаймид, идем!

Он улыбнулся и снова повторил:

— Да.

Ему не пришло даже в голову, что всего этого не может быть, что он принял за зов молнию, блеснувшую в бездне мрака. У него не было никаких сомнений, что надо идти на зов.

Я пошел среди тьмы за позвавшим меня голосом, не понимая, куда я иду: вперед или назад. Мои ноги увязали в песке. Потом я почувствовал, что передвигаюсь но воздуху, плывя по нему ровно и легко, и что годы слетают один за другим с моих плеч, как ненужная одежда. Передо мной возник замок с высокими куполами, в окнах которого сверкали огни. Он возвышался, как рукотворный остров среди морской пучины. Следуя за голосом, я достиг ворот и увидел стражников, опоясанных кинжалами. Они открыли ворота, словно ждали моего прихода. Я пошел на голос по длинному коридору со многими дверьми, у каждой из которых стояла стража, и очутился в конце концов в просторном зале, освещенном тысячами люстр и свечей. В центре зала напротив дверей возвышался помост, а на нем красовался трон, справа и слева от которого стояло по креслу. С обеих сторон стояли люди со склоненными долу головами. В зале царила первозданная тишина, словно люди еще не обрели дара речи.

Ведомый голосом, я последовал дальше и увидел, что стою перед восседающим на троне. У него было черное нежно-бархатистого оттенка лицо и зеленые глаза, смотревшие со вселенским коварством. Мне показалось, что я видел это лицо прежде, в давно минувшие века. Голос произнес: «Добро пожаловать, сын наш Михаймид». Это был тот самый голос, который меня позвал и привел сюда. Но это ведь голос моего деда, в этом нет сомнения! А лицо — лицо Бендер-шаха. Что за чудо! На какое-то мгновение меня внезапно озарило, и я все понял, словно в этот момент постиг тайну бытия. Но это озарение внезапно прошло, будто его и не было, и я больше ничего не помнил. В голове у меня осталось только колдовское имя «Бендер-шах». Тут я взглянул и увидел, что справа от него сидит точно такой же человек, как будто его копия.

Я некоторое время изумленно смотрел на эти два лица, которые так походили друг на друга, что кажется, будто смотришь на одного и того же человека, но потом, едва убедив себя в этом, снова погружаешься в пучину сомнений. Где мы? На похоронах или па свадьбе? В Индии или Кашмире, в Омдурмане или Измире?

Бендер-шах показал на свободное кресло слева от себя. Я сел. Потом он хлопнул в ладоши, и телохранители ввели одиннадцать мужчин, закованных в цепи. Они смиренно остановились перед ним и, покорно подняв к нему взоры, сказали в один голос: «О наш отец, прости нас и помилуй!»

Сидевший на троне улыбнулся и посмотрел вправо па своего внука Марьюда. Тот встал и спустился с помоста. Ему поднесли толстые длинные бичи из корней нильской акации. Телохранители сорвали одежду с одиннадцати мужчин и поволокли их одного за другим к Марьюду. Он стал стегать каждого из них по очереди, а восседавший на троне слушал, смотрел и довольно улыбался. Иногда он делал знак рукой, если хотел, чтобы избиение прекратилось или, наоборот, продолжалось. Со спин одиннадцати мужчин кровь текла ручьями, по они переносили все молча, не издавая ни крика, ни вздоха. Мир вокруг словно онемел и ослеп. Раздавались только удары бичей о спины сыновей Бендер-шаха, которые наносил внук от имени и по поручению своего деда, в его присутствии.

Их секли, пока они не потеряли сознание и не упали, обливаясь кровью. Бендер-шах хлопнул в ладоши. Снова появились телохранители. Они подхватили бездыханные тела и вынесли их из зала. Потом он снова хлопнул, и появились слуги с кувшинами вина. Они налили Бендер-шаху, налили Марьюду. Мне, как и всем, преподнесли кубок.