Милан Кундера - Жизнь не здесь

И вдруг — неожиданный звонок. Сначала один короткий, потом два длинных и после недолгой паузы опять короткий.

Он не любил, когда его беспокоили незваные гости, и потому для любовниц и друзей придумал сигналы, по которым определял визитера. Но кто мог подать такой сигнал?

Решил, что он уже стар и забывчив.

«Минуту!» — крикнул он, встал из ванны, вытерся, не спеша надел купальный халат и пошел открывать.

Перед дверью стояла девушка в зимнем пальто. Он узнал ее сразу и был так ошарашен, что не знал, что и сказать.

«Выпустили меня», — проговорила она.

«Когда?»

«Сегодня утром. Я ждала, когда ты вернешься с работы».

Он помог ей снять пальто, тяжелое коричневое потрепанное зимнее пальто, повесил его на плечики, а плечики на вешалку. На девушке было платье, которое сорокалетний хорошо знал; он вспомнил, что именно в этом платье она была у него в последний раз, да, в этом платье и в этом зимнем пальто, и ему представилось, будто в сегодняшнее весеннее после обеда вошел тот зимний, трехлетней давности день.

Девушку тоже удивило, что в комнате все по-прежнему, тогда как ее жизнь тем временем круто изменилась. «Здесь все, как было», — сказала она.

«Да, все так, как было», — подтвердил он и усадил ее в кресло, в котором она обычно сидела; потом стал торопливо ее расспрашивать: голодна ли? правда ты ела? когда ты ела и куда отправишься после меня? поедешь домой?

Она сказала, что ей полагалось бы ехать домой, что она уже была на вокзале, но повернула и пришла к нему.

«Постой, я пойду переоденусь», — сказал он, сообразив, что он в купальном халате; войдя в прихожую, закрыл за собой дверь; прежде чем переодеться, поднял телефонную трубку; набрал номер и, услыхав женский голос, извинился и сказал, что сегодня он занят.

По отношению к девушке, сидевшей в комнате, у него не было никаких обязательств; и все-таки он не хотел, чтобы она слышала его разговор, и приглушил голос. При этом он смотрел на тяжелое коричневое зимнее пальто, висевшее на вешалке и наполнявшее прихожую тоскливой музыкой.

Прошло года три, как он видел ее в последний раз, и лет пять, когда впервые встретил ее. У него были куда более красивые женщины, но эта девочка обладала несколькими редкими качествами: когда он узнал ее, ей едва минуло семнадцать, она была забавно непосредственна, эротически одарена и необыкновенно податлива: точно выполняла то, что угадывала по его глазам; уже спустя четверть часа она поняла, что не должна говорить ему о чувствах и, не ожидая никаких его объяснений, приходила к нему лишь тогда (не более одного раза в месяц), когда он звал ее.

Сорокалетний не скрывал своего влечения к лесбиянкам; однажды в любовном дурмане девушка стала шепотом рассказывать ему, как в кабине бассейна она предавалась любви с чужой женщиной; сорокалетнему рассказанная история пришлась по нраву, и позже, осознав ее неправдоподобность, он тем больше был растроган стараниями девушки приспособиться к его желаниям. Впрочем, впоследствии девушка не ограничивалась только одними вымыслами, она охотно знакомила сорокалетнего со своими подругами, вдохновляя и организуя упоительные эротические развлечения.

Она поняла, что сорокалетний не только не требует верности, но и чувствует себя в большей безопасности, если у его подруг имеются серьезные знакомства. Поэтому она с прямодушной откровенностью рассказывала сорокалетнему о своих обожателях, прошлых и нынешних, чем немало интриговала и развлекала его.

Сейчас она сидит напротив сорокалетнего в кресле (он уже переоделся: на нем легкие брюки и джемпер) и говорит: «Когда я вышла из тюрьмы, повстречались мне лошади».

«Лошади? Какие лошади?»

Когда она утром вышла из тюремных ворот, мимо нее на лошадях ехали спортсмены из конного клуба Они сидели прямо и уверенно, словно вырастали из животных и создавали с ними единое тело, огромное и сверхчеловеческое. Девушка под их ногами чувствовала себя у самой земли, маленькой и ничтожной. Высоко над ней раздавались ржанье и смех, и она жалась к стене.

«А куда ты пошла потом?»

Она пошла на конечную остановку трамвая. Было утро, солнце уже начинало припекать; на ней было тяжелое зимнее пальто, и она стыдилась взглядов прохожих. Боялась, что на остановке окажется много народу и все будут глазеть на нее. Но, к счастью, там была только одна старушка. Это очень обрадовало ее и успокоило, как целебный бальзам.

«И ты с самого начала знала, что прежде всего пойдешь ко мне?»

Долг звал ее домой, к родителям. Она была уже на вокзале, уже стояла в очереди у кассы, но, подойдя к ней, убежала. Ее пугала мысль о доме. Потом она почувствовала, что голодна, и купила булку с колбасой. Села в парке и стала ждать четырех часов, когда сорокалетний, как обычно, вернется с работы.

«Хорошо, что ты пришла прежде всего ко мне, ты умница, что пришла ко мне», — сказал он.

«А помнишь, — добавил он, чуть помедлив, — как ты сказала, что уже никогда ко мне не придешь?»

«Это неправда», — возразила девушка.

«Нет, правда», — сказал он с улыбкой.

«Нет».

Это была, конечно, правда. В тот день она пришла к нему, и сорокалетний немедля открыл барный шкафчик; когда он захотел налить коньяку в две рюмки, девушка покачала головой: «Нет, я не стану пить, я уже никогда не стану у тебя пить».

Сорокалетний удивился, но девушка добавила: «Я уже никогда к тебе не приду, и сегодня пришла только для того, чтобы сказать тебе об этом».

Поскольку сорокалетний не переставал удивляться, она сказала ему, что действительно любит юношу, которого он хорошо знает, и не хочет больше обманывать его; она пришла попросить сорокалетнего понять это и не сердиться на нее.

Несмотря на то что сорокалетний вел пеструю эротическую жизнь, в душе он был идиллического склада и оберегал покой и порядок своих приключений; хотя девушка кружилась на звездном небосводе его Любовей, как скромная мерцающая звездочка, но и одна маленькая звездочка, если она вдруг вырвана оттуда, откуда светила, может неприятно нарушить вселенскую гармонию.

Кроме того, он чувствовал себя задетым непониманием: он же всегда радовался, что у девушки есть юноша, который любит ее; он позволял ей рассказывать о нем и давал ей советы, как вести себя с ним. Юноша настолько забавлял его, что он даже хранил в ящике стола его стихи, которые девушка получала; они были противны ему, но занимали его так же, как занимал его, хотя и был ему противен, окружающий мир, который он наблюдал из горячей воды в своей ванне.

Он был готов опекать обоих любовников со всей своей циничной обходительностью и потому неожиданное решение девушки воспринял как неблагодарность. Он не сумел настолько овладеть собой, чтобы скрыть это, а девушка, видя его угрюмость, изо всех сил старалась оправдать свою решительность; она снова и снова божилась, что любит юношу и что хочет быть по отношению к нему честной.