Джек Керуак - На дороге

— Те двое парней возвращаются на работу — на железную дорогу в Калифорнию, это — жена того, что пониже, а я их друг, еду с ними на две недели, пока в колледже каникулы.

Коп улыбнулся и спросил:

— Да? А бумажник этот и впрямь твой?

В конце концов гнусный, что сидел в участке, оштрафовал Дина на двадцать пять долларов. Мы сказали, что у нас всего сорок — на всю дорогу до Побережья. Те ответили, что это их не волнует. Когда Дин запротестовал, гнусный коп стал угрожать, что увезет его назад, в Пенсильванию, и подведет под особое обвинение.

— Какое еще обвинение?

— Не важно какое. Насчет этого можешь не волноваться. Ишь, умник выискался!

Пришлось дать им четвертак. Но сперва Эд Данкел, этот уголовник, решил вместо штрафа отправиться в тюрьму. И когда Дин задумался, коп пришел в ярость.

— Попробуй позволь своему дружку сесть в тюрьму — мигом окажешься в Пенсильвании. Усвоил? — Нам уже не терпелось оттуда убраться. — Еще одно превышение скорости в Виргинии, и ты останешься без машины, — выпалил в качестве прощального залпа гнусный коп.

Дин побагровел. Мы молча отъехали от участка. То, что у нас отобрали дорожные деньги, было прямым понуждением к воровству. Они знали, что мы остались без гроша, что в дороге мы не встретим родственников и телеграфировать некому. Американская полиция ведет психологическую войну против тех американцев, которые не запугиваются ее впечатляющими бумагами и угрозами. Это ханжеская полиция. Не высовывая носа из своих затхлых участков, она хочет иметь информацию обо всем, она и сама может творить беззакония, недовольная тем, что их, по ее мнению, стало маловато. «Девять строк о преступлении, одна — от скуки», — сказал Луи Фердинан Селин.

Дин был так взбешен, что собрался раздобыть пистолет, вернуться в Виргинию и пристрелить того копа.

— Пенсильвания! — криво усмехнулся он. — Хотел бы я знать, что это за обвинение! Наверняка бродяжничество. Забрать у меня все деньги и обвинить в бродяжничестве! Им это проще простого. А будешь протестовать, они тебя еще и пристрелят.

Не оставалось ничего, кроме как снова возрадоваться жизни, снова обо всем позабыть. Забывать мы начали, проехав Ричмонд, и вскоре все вновь пришло в норму.

На всю дорогу у нас оставалось пятнадцать долларов. Мы решили, что придется брать попутчиков и вышибать у них по двадцать пять центов на бензин. Где-то посреди безлюдной, дикой Виргинии мы вдруг увидели идущего по дороге человека. Дин резко затормозил. Я оглянулся и сказал, что это просто бродяга и скорей всего у него нет ни цента.

— Возьмем его, пускай развлекает! — рассмеялся Дин.

Парень оказался оборванным очкастым безумцем, он шел, читая замызганную дешевую книжонку, которую отыскал в водопропускной трубе у дороги. Забравшись в машину, он продолжал читать; он был невероятно грязен и вдобавок покрылся какой-то коростой. Он сказал, что зовут его Хайман Соломон и что он идет пешком через все США, стучится, а иной раз и колотит ногами в двери еврейских домов и требует денег: «Дайте мне денег на еду, я еврей».

Он утверждал, что это неплохо срабатывает и ему частенько помогают. Мы спросили, что он читает. Он не знал. Он и не потрудился взглянуть на название.

Всматривался он только в слова, да так, словно нашел подлинную Тору там, где ей и место, — в пустыне.

— Видишь? Видишь? Видишь? — тыча меня в бок, кудахтал Дин. — Я же говорил, поразвлекаемся. Каждый человек — это кайф, старина!

Мы довезли Соломона до самого Тестамента. Брат мой уже жил в новом доме, на другом конце города.

Вновь мы ехали по той же длинной, открытой всем ветрам улице с железнодорожной колеей посередине, с грустными замкнутыми южанами, слоняющимися у скобяных лавок и дешевых магазинчиков. Соломон сказал:

— Я вижу, вам, ребята, нужно немного денег, чтобы продолжить путешествие. Подождите, я сейчас вырулю несколько долларов в каком-нибудь еврейском доме и поеду с вами до самой Алабамы.

Дин был вне себя от радости. Мы с ним помчались покупать на завтрак хлеб и сыр. Мерилу с Эдом остались в машине. Битых два часа дожидались мы в Тестаменте Хаймана Соломона; где-то в городе он тусовался, добывая свой хлеб, но мы его так больше и не увидели. Солнце уже окрашивалось в багровый цвет и клонилось к закату.

Так и не дождавшись Соломона, мы выехали из Тестамента.

— Теперь ты видишь, Сал, Бог и в самом деле есть, ведь мы то и дело застреваем в этом городе, куда бы ни ехали. И обрати внимание на его странное библейское название [11] Testament — Завет (англ.). , да еще и этот странный библейский тип, из-за которого мы снова здесь остановились, а все на свете взаимосвязано, вот так и дождь связывает друг с другом всех на всей земле, по очереди касаясь каждого…

Дин говорил без умолку. Его переполняла радость, переполняла кипучая энергия. Страна вдруг представилась нам с ним устрицей, готовой раскрыть перед нами створки своей раковины, а внутри была жемчужина, жемчужина была там. Мы мчались на юг. По дороге мы взяли еще одного попутчика. Он оказался грустным пареньком, заявившим, что у него есть тетушка, которая держит бакалейную лавку в Данне, Северная Каролина, сразу за Файетвиллем.

— А там ты сможешь вышибить из нее доллар? Вот это разговор! Прекрасно! Поехали!

В Данне мы оказались через час, в сумерки. Мы направились туда, где, как сказал паренек, была бакалейная лавка его тетушки. На мрачноватой улочке, упиравшейся в фабричную стену, действительно стояла бакалейная лавка, однако тетушки там никакой не было. Нам стало интересно, зачем малыш заговаривает нам зубы. Мы спросили, далеко ли он едет; он не знал. Оказывается, он нас просто разыграл. Давным-давно, обстряпывая какую-то забытую сомнительную авантюру, он увидел в Данне бакалейную лавку, и эта сказка оказалась первой из тех, на какие был способен его возбужденный, помрачившийся рассудок. Мы купили ему пирожок с сосиской, но Дин заявил, что взять с собой мы его не сможем, иначе нам негде будет спать и некуда сажать попутчиков, которые могли бы купить немного горючего. Грустно, но это была правда. Мы покинули его в Данне перед наступлением ночи.

Я вел машину по Южной Каролине до самого Мэйкона, Джорджия, а Дин, Мерилу и Эд спали. Совершенно один в ночи, я отдался собственным мыслям, стараясь лишь держаться белой полосы на освещенной дороге. Что я делаю? Куда еду? Скоро все узнаю. Проехав Мэйкон, я устал как пес и разбудил Дина, чтобы тот меня сменил. Мы вышли подышать и вдруг оба замерли от радости, осознав, что в окружающей нас тьме растет ароматная зеленая трава и пахнет свежим навозом и теплой рекой.

— Мы на Юге! Зима позади!

Слабый проблеск дня осветил побеги у обочины. Я сделал глубокий вдох. Сквозь тьму проревел паровоз, направляющийся в Мобил. Туда ехали и мы. Я снял рубашку, я ликовал. С десяток миль вниз по дороге, до заправочной станции, Дин ехал с выключенным двигателем. Заметив, что служитель крепко спит за столом, он выпрыгнул из машины, неслышно наполнил бак, проследил, чтобы не зазвенел звонок, и укатил, словно араб, обеспечив успех нашего паломничества полным баком бензина.