Лиззи Дорон - Почему ты не пришла до войны?

— Ну и что! Подумаешь! От этого не умирают.

Я промолчала.

— Ну а в остальном? Как поживаешь? — поинтересовалась она. — Сколько у тебя детей?

— Двое.

— И оба, конечно, блондины?

— Как это ни странно.

Что же в этом странного? Это не странно, это наследственность.

Дядя Одед был единственным уцелевшим родственником, носившим ту же фамилию, что и Елена. Кроме этого преимущества Одед обладал еще некоторыми достоинствами, радовавшими Елену до глубины души: голубые глаза, прямые светлые волосы, вздернутый нос и прекрасное атлетическое телосложение.

Такие потрясающие данные были посланы Одеду в возмещение его заурядной, по мнению Елены, профессии. К ее великому сожалению, Одед не стал ни врачом, ни даже адвокатом, а всего-навсего офицером военно-морского флота. Но именно его профессия служила Елене неисчерпаемым источником для историй, с помощью которых она преумножала его славу.

Всякий раз, когда дядя Одед возвращался из плавания и приезжал в гости, Елена оповещала соседей о том, что приехал знаменитый Одед. Соседки тут же бросали все дела и бежали смотреть на белоснежную морскую форму и офицерские звездочки, втайне желая своим дочерям такого жениха. Мужчинам же при взгляде на сабра оставалось только завидовать, ведь пока тот сражался за свой народ, они, Боже правый, прозябали дома с женами и детьми, денежными неурядицами и ночными кошмарами.

Благодаря храброму Одеду у Елены скопилось несметное количество героических рассказов. Чтобы вознести себя и его в глазах соседей, она зачастую раскрывала военные тайны или делала ясные, прозрачные намеки, что ее родственник Одед получил орден за тайную миссию в открытом море. Его подвиги, по твердому убеждению Елены, сыграли решающую роль в победах нашей армии, особенно в Шестидневной войне.

Летели годы, дядя Одед ушел в отставку и подался в морскую торговлю. Рассказы о сражениях сменились рассказами о странствиях в дальних краях. Теперь Елена, такова уж была ее природа, развлекала соседей историями об опасностях, подстерегающих корабли в торговых рейсах, — опасностях, которые разрешались исключительно благодаря смелости и опыту моряка Одеда. Ему все было по плечу: и враги, и море.

С годами дядя появлялся все реже.

Елена с тоской и нетерпением ждала, ведь только он мог разрешить все ее вопросы: «Ну, как там? Снег все такой же белый? А хлеб по-прежнему вкусный и хрустящий?» Воспоминания уносили ее в далекие края, пробуждая к жизни знакомые улицы, звон церковных колоколов, красные вишни, запах снега, имена людей и названия родных мест, которые без Одеда давно стерлись бы из ее памяти. Даже если он возвращался из Америки или с Дальнего Востока, Елена расспрашивала его только о своей родине.

По всей квартире она развесила фотографии торговых судов, открытки со снежными пейзажами, расставила сувениры дяди Одеда и заботливо смахивала с них пыль. Между его редкими приездами Елене оставалось только фантазировать, будто именно сейчас корабль Одеда рассекает воды Волги и Вислы или стоит на якоре в местах ее детства. Водрузив на обеденный стол металлический глобус, она показывала своим слушателям: «Сейчас он здесь», и ее пальцы скользили по зеленым лесам, синему морю, рекам и горам.

Вслед за пальцами устремлялись и воспоминания, Елена с тоской и отчаянием вздыхала: «Там родина, только там». И ей не хватало слов, чтобы описать свои чувства: «А здесь? Что здесь?»

Однажды дядя Одед приехал совершенно нежданно.

— Елена, я хочу представить тебе свою будущую жену, ее зовут так же, как тебя, — Елена.

Избегая наших взглядов, Одед, не отрываясь, смотрел в глаза своей возлюбленной.

Посреди комнаты стояла девушка дивной красоты, стройная, миниатюрная, с сияющей кожей, голубыми глазами и ослепительно белыми длинными прямыми волосами, какие всегда нравились Елене.

— Разрешите представить, — начал было Одед.

Вместо того чтобы подойти к невестке, Елена сделала шаг назад и без сил опустилась в кресло, которое тут же сломалось. Елена ударилась головой, побледнела и слабеющим голосом произнесла:

— Проклятое кресло.

Другая Елена в растерянности отшатнулась, успев шепнуть что-то Одеду.

— Честно говоря, — произнес Одед извиняющимся тоном, — мы забежали лишь поздороваться, познакомить тебя с Еленой. Обещаю, что в следующий раз зайдем по-человечески.

Одед взял невесту за руку, и оба поспешно направились к выходу.

Следующего раза не было.

Через несколько дней Елена призналась соседям, заподозрившим что-то неладное:

— Я перенесла тяжелейший удар.

Годы спустя соседка Фанни принесла выписываемый ею немецкий журнал со статьей о знаменитых и счастливых семьях Германии.

— Только послушай, — сказала она, дрожащим пальцем указав на статью. — Вот, тут пишут о благополучной, состоятельной паре, которая не хочет разглашать подробности своей жизни и давать интервью. Журналистка исполнила их просьбу, но все-таки напечатала некоторые сведения, полученные ею из достоверных источников. Только послушай.

Нацепив на нос очки, Фанни срывающимся голосом начала переводить:

— «Во время Холокоста Одед потерял всю свою семью, несколько лет прожил в Израиле, служил в военно-морском флоте, учился на инженера-кораблестроителя. Его жена Елена — дочь офицера СС, после войны приговоренного к казни. У супругов, по их собственному решению, нет детей, зато есть немецкая овчарка и сад с редкими растениями».

Фанни подняла глаза и, сняв очки, испытующе посмотрела на Елену, у той над губой выступил пот.

— Журналистка выражает свое удивление, что эта пара отказывается фотографироваться и давать интервью, ведь, по ее мнению, это прекрасный пример семейного счастья.

Фанни спросила:

— Это, случайно, не твой родственник?

С закрытыми глазами Елена из последних сил проговорила:

— Никому не говори, это военная тайна, он там по заданию спецслужб.

— Ах, вот оно что. — Фанни тут же захлопнула журнал и выбросила его в мусорное ведро, без лишних слов показав, что ни одна живая душа от нее ничего не узнает.

Елена не спала всю ночь. Сорвав со стен фотографии кораблей и открытки со снежными пейзажами, убрав сувениры и подарки, она сложила все в большой ящик и вынесла из дому. А на следующее утро сказала мне:

— Представляешь, в Германии умер дядя Одед, его похоронили прямо в открытом море. — А потом полушепотом добавила: — Поэтому я решила сделать ему небольшую могилку.

— Где?

— Рядом с городской канализацией.

— У этой клоаки, где всегда так воняет? — удивилась я.

— Да, именно там, — ответила она с явным удовлетворением.