Грэм Джойс - Реквием

Однако консультировать Шерон она не стала, а лишь выслушала ее.

— Не знаю, как это объяснить, Тоби, но мне все это каким-то образом передалось. Том не может примириться со смертью жены, и это заразило меня. В первый раз можно было списать это на разыгравшееся воображение, но если бы ты слышала Кристину…

— Что именно произошло? Расскажи мне толком с самого начала.

— Кристина несла свой обычный бред, а затем словно переключателем каким-то щелкнули, и она заговорила голосом Кейти — таким же, какой я слышала по радио вчера утром. Не просто похожим, а точно тем же.

— А как дела с этим Томом? Вы хоть спите вместе?

— Тоби!..

— А что такое? Ты что, плохо изучила меня за все эти годы? Ты думаешь, я осуждаю тебя?

— Нет. Но, если ты хочешь сказать мне, что это случилось из-за того, что я испытываю чувство вины из-за смерти жены моего парня, я закричу.

— Вот и хорошо. Бывает, что это помогает.

— Но я не испытываю никакого чувства вины, действительно не испытываю!

Тоби постучала себя по голове:

— Здесь — нет. — Она положила руку на свою большую грудь. — А здесь?

— Нет, не согласна.

— Ты забыла, что чувствовала, когда впервые появилась здесь?

— Ну давай, попрекай меня опять этим.

— Я не попрекаю тебя. Я только хочу, чтобы ты не забывала, что мы все в некотором смысле пациенты.

Шерон пришла в реабилитационный центр на Бет-Хакерем, когда была вынуждена признать, что у нее есть серьезная проблема, и проблема эта — кокаин. Она приобрела привычку к нему за те полтора года, что прожила с богатым агентом по недвижимости, а когда их связь прервалась, то все, что у нее осталось, — это дорогостоящая привычка, которая была ей явно не по карману. Так что она обратилась в центр за помощью и получила ее. Тоби заметила, что она сочувствует другим больным, умеет найти к ним подход и поддержать их. Тоби разглядела в Шерон настоящий психотерапевтический талант и убедилась, что она справляется с их работой более успешно, чем кое-кто из профессионалов, состоящих у них в штате. Ее тоже приняли в штат, сначала на полставки, но она быстро освоилась и стала подниматься по служебной лестнице.

Тоби заражала сотрудников центра своим энтузиазмом. Эта приземистая полногрудая седая еврейка, доводившая окружающих до белого каления своей прямотой, оказалась самым умным человеком из всех, с кем Шерон довелось когда-либо повстречаться. Ее принципы были просты и основывались на убеждении, что все без исключения люди обладают неограниченными способностями ко лжи и самообману и больше всех страдают от этого сами. Прежде всего перестаньте обманывать самих себя, говорила она, — и полдела сделано. Больше того, говорила она Шерон, нельзя длиться на людей за то, что они обманывают самих себя, надо любить их за это, потому что это признак их принадлежности к человеческому роду. Всякое самоусовершенствование, полагала Тоби, начинается с попытки отказаться от иллюзий в отношении самого себя.

Когда Тоби говорила «мы все пациенты», она понимала это буквально. Второй причиной, по которой она взяла Шерон в штат, был тот факт, что Шерон напоминала ей ее саму: Тоби в прошлом лечилась от алкоголизма.

— Ну, и что ты хочешь сказать в связи с этим? — спросила Шерон, оттаяв.

— Тома что-то терзает, это ясно. Судя по тому, что ты рассказывала мне, это связано с гибелью его жены. И если это действительно так, то теперь, когда вы стали любовниками, ты разделила с ним его невроз. Ты думала, что, забравшись к нему в постель, поможешь ему, я тебя знаю. Но при этом невозможно уберечься от воздействия чувств и эмоций партнера — они как болезни, передающиеся половым путем. И даже хуже: они взгромождаются тебе на спину и спокойно живут там.

— Это звучит совсем как у Ахмеда с его джиннами.

— А, этот араб. Как у него дела? Ты видишься с ним?

— У него в целом все по-прежнему.

— Да, он тогда устроил здесь сущее светопреставление. Именно после этого я решила сделать наше заведение чисто женским. Но ты с ним неплохо поработала.

— Не уверена.

— Что ты собираешься делать с Томом? Заставь его рассказать тебе все откровенно.

— Господи, будто я не старалась! Я чувствую, что в нем что-то сидит, но извлечь это из него — все равно что пытаться протащить верблюда сквозь игольное ушко.

— Вот-вот! — Тоби расплылась в улыбке. — Навостри уши и дай ему выговориться, дорогуша!

Иногда Шерон хотелось прикончить Тоби на месте.

Вечером Шерон рассказала Тому о том, что произошло в этот день. К сообщению о голосе Кейти она подготавливала его постепенно, чтобы в нужный момент огорошить им Тома и заставить его заговорить.

— Кристина выдала мне целую историю об Иисусе Христе и его распятии.

— Это был заговор, — выпалил Том.

— Что? Что ты сказал?

— Не знаю, почему я сказал это, — ответил Том смущенно. — У меня это вырвалось.

— Но что ты имеешь в виду?

Том отвел взгляд.

— Скажи мне, Том. Скажи, или…

— Я не могу это объяснить.

— А ты попробуй.

— Да все этот голос у меня в голове. Я говорил тебе, это началось, когда я приехал в Иерусалим. Он постоянно звучал у меня в мозгу, как магнитофонная запись, которую забыли выключить. Женский голос. Затем это, казалось, была уже другая женщина. Голос появлялся среди бела дня, как какой-то сон наяву, или в те моменты, когда я уже засыпал. А теперь он исчез. Он перестал звучать несколько дней назад — сразу после того, как мы впервые занялись любовью. Он пытался рассказать мне необычную версию распятия Христа. Это был заговор. Они знали Священное Писание и хотели, чтобы Иисус выполнил все предсказания и убедил всех, что он действительно Мессия. Все это было подстроено. Они не хотели, чтобы он умер. Вот и все. Так что не знаю, что ты от меня хочешь.

— Все нормально, Том. Просто расскажи мне.

— Во всяком случае, голос перестал звучать. Внезапно. После того как мы стали заниматься любовью, его больше не было, и я думал, что все кончилось. Но призрак вернулся. Помнишь тот вечер, когда ты пришла с работы, а я кричал? Я думал, что я сплю в постели с тобой, но оказалось, что это кто-то другой или что-то другое.

— В этой истории говорилось что-нибудь о переламывании голеней Иисуса на кресте?

— Нет. А почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что одна больная девица в нашем центре говорила об этом. Она говорила очень бессвязно, но повторила несколько раз, что они переломили ему кости и из-за этого он умер.

— Если распятый не опирается на ноги, то его собственный вес давит ему на легкие, и он умирает от того, что не может дышать. Один человек говорил мне об этом. Это делалось для того, чтобы уменьшить страдания.

— Или убить того, кто не должен был умереть?

— Да, наверное. А между тем в Библии говорится, что они не переломили ему голени. Но какое отношение все это имеет ко мне, Шерон? Почему все это сыплется на меня?