Пьер Пазолини - Шпана

Его приволокли в Порта-Портезе и навесили без малого три года. Ему предстояло сидеть за решеткой до весны пятидесятого!

— Есть хочу до усрачки! — громогласно заявил Задира.

Потом сорвал с себя майку, вытянулся во весь рост на фоне крутого, поросшего грязной травой и почернелыми кустами берега Аньене и расстегнул штаны.

— Ты что — прямо тут ссать?! — удивился Сырок, сидевший чуть ниже по склону.

— А где мне ссать — на виа Аренула?

Сырок ухмыльнулся (за прошедшие три года он возмужал и раздобрел).

— Искупаемся — и в кино.

— А деньги где возьмешь? — поинтересовался Альдуччо.

— Не твоя печаль, — ответил Сырок.

— Окурков, что ль, вчера насобирал? — предположил Альдуччо, уже стоя по щиколотку в воде.

— А пошел бы ты! — бросил ему Сырок, туго перетягивая ремнем одежду.

Он запрятал узелок среди пыльных кустов и на цыпочках побежал по откосу в поле, где недавно убрали хлеб, а теперь паслись лошади. Здесь большой компанией устроились на земле в чем мать родила недомерки.

— Привет беспорточникам! — окликнул их Сырок.

— Привет мудозвону! — не растерялся Сопляк.

— Ах ты, сукин сын! — рассвирепел Сырок и протянул руку, чтобы схватить парня за вихры.

Но тот ловко увернулся и отскочил в сторону. Сказать по чести, тут не только малышня, но и парни постарше, скажем, Задира и Сверчок, щеголяли без штанов. А Сырок чувствовал свое превосходство, потому что нынче утром стянул у племянника трусы и подогнал их на себя, пришив по бокам тесемки.

— Ишь, вырядился! — со смехом проорал Задира и, не дожидаясь ответа, нырнул в темные воды реки, что катилась под солнцем меж берегов, поросших камышом и кустарником.

Другая шайка, поныряв около землечерпалки, возвращалась обратно на тростниковых плотах.

— Айда на тот берег! — крикнул Альдуччо и скрылся под водой.

Все кинулись за ним, даже молокососы перестали кувыркаться на поле и высыпали на берег.

— А ты чего не ныряешь? — спросили у Сырка. Боишься?

— Бояться не боюсь, — с достоинством ответил он. — А все же страх берет.

Делая стремительные, размашистые гребки, многие уже достигли середины и тут столкнулись с парнями на плотах. Все вместе решили плыть к противоположному берегу, не менее грязному, но более отлогому. Его делил пополам, точно известковая жила, белый пенистый ручеек, прокладывающий себе путь меж засохших кустов и окаменелой грязи вокруг фабрики отбеливателей с ее зелеными баками и табачного цвета стенами. Задира пошел к этому ручейку помыться.

— Во-во, этого тебе, черномазому, как раз и не хватало! — напутствовал его Сырок.

Задира сложил руки рупором и бойко откликнулся:

— Мне бы еще на пару твою черномазую сестрицу!

— Засранец! — обругал его Сырок.

— И на тебя насру! — не оплошал Задира.

Вернувшиеся от землечерпалки остановились У трамплина поваляться в черной грязи.

На Понте-Маммоло теперь осталось только трое сорванцов, но и те, помешкав немного, Устремились к излучине реки, правда, пока не решаясь раздеться. Они внимательно следили за теми, кто плескался на мелководье и валялся в грязи, а также за теми, кто отмывал себя фабричным отбеливателем на другом берегу. Двое совсем сопливых от души веселились; парень постарше молча, с серьезным видом наблюдал. Потом начал неторопливо раздеваться. Остальные двое последовали его примеру, собрали всю одежду в одну кучу, и самый маленький зажал этот куль под мышкой. Двое других не стали его ждать и спустились по откосу. Малыш надул губы.

— Эй, Бывалый! Я тоже купаться хочу!

— Потом, — не оборачиваясь, хриплым басом ответил тот, кого он назвал Бывалым.

От излучины набежали другие ребятишки, разложили костерки на сухой стерне, и те разгорелись чуть заметными язычками пламени. Подходили по двое, по трое, с криками, вприпрыжку по бесхозным лугам, в глубине которых виднелась белая ограда Сильвер-Чине и горбился Монте-Пекораро.

Эти были в подвязанных бечевкой трусах, в изодранных майках, развевающихся на ветру. Штаны снимали загодя и в поле выходили уже в купальных костюмах.

— Я лучше плаваю! — доказывал семенившему сзади приятелю Армандино; он крепко держал за ошейник овчарку и все время сплевывал на ходу.

— Хрен тебе! — отвечал приятель, стаскивая серую от пыли майку.

С поросшего камышом, топкого пригорка Армандино бросил в воду прутик, и пес, взметая пыль, помчался за ним. Почуяв воду, кинулся вплавь. Ребята столпились понаблюдать за ним. Тот нашел прутик, зажал его оскаленными зубами, выбрался на берег и обрызгал всех грязью. Армандино любовно потрепал его за ушами и забросил прутик еще дальше, заставив собаку повторить свой трюк. Отфыркиваясь, пес вновь появился из воды, бросил прутик и принялся прыгать вокруг ребятишек. Одним становился лапами на грудь, других нахлестывал грязным хвостом и от избытка чувств подвывал. Ребята, смеясь, отпихивали его и приговаривали ласково:

— Вот чертов сын!

Пес прыгнул на Сопляка, едва не повалил его на землю и все хотел обнять лапами, скаля зубы.

— Глянь-ка, влюбился! — заметил Сверчок.

— Кобель паршивый! — Сопляк на всякий случай отошел от овчарки подальше.

— А давай его с Тараканом случим, — предложил Огрызок.

— Давай! Давай! — оживились остальные, повернувшись туда, где одиноко шарил в речном иле Таракан. — Эй, Таракан! Беги скорей сюда и становись раком!

Парень не ответил, лишь еще ниже наклонил голову, так что острый подбородок мышиной мордочки уперся в худые, выпирающие ключицы. На голове у него, прикрывая струпья, красовалась огромная кепка, а бритый затылок казался от этого совсем маленьким, шишковатым. Лицо у него было желтое, глаза навыкате, а губы отвислые, как у обезьяны. Сопляк и Огрызок спустились к нему и стали тянуть за руки. Он тихонько заплакал, и мордочка до самой шеи вмиг стала мокрая от слез.

— Пошли, устроим тебе случку с кобельком, — покрикивали те двое. — А то видишь, неймется псине!

Таракан хватался за сухие стебли и, ни слова и не говоря, плакал. Тем временем пес разошелся вовсю: мало того, что прыгал на всех и обдавал грязью, так еще начал хватать зубами одежду и разбрасывать где попало.

— Ах ты, сволочь такая! — заорали сорванцы и принялись гоняться за псом — не ровен час, сбросит в воду вещички.

Сопляк и Огрызок со смехом выпустили Таракана, который тут же спрятался в кустах, и устремились за остальными вверх по склону спасать свои лохмотья.