Лорен Вайсбергер - У каждого своя цена

— Скажи еще раз, почему твоя мать устраивает ужин на Хэллоуин? — спросила я Пенелопу.

После целого дня составления списка гостей и обзванивания спонсоров для мероприятия «Блэкберри», до которого оставалось четыре дня, все понемногу начинало получаться, и я зашла к Пенелопе поболтать о чем угодно, что не связано с пиаром и рекламой. Я сидела на полу в спальне, которую теперь делили Эвери и Пенелопа. Не похоже, что Эвери сильно заботило, как сочетаются предметы в комнате: королевских размеров кровать с водным матрацем, покоящимся на внушительной черной платформе, черный кожаный диван а-ля студенческое общежитие, занимающий оставшееся в спальне место, и единственный предмет, который с натяжкой можно квалифицировать как декор, — огромная, слегка выбивающаяся из общей цветовой гаммы лампа из вулканической лавы.

Пупом земли в отдельно взятой квартире считался плазменный экран с диагональю пятьдесят пять дюймов, висящий на стене в гостиной. По словам Пенелопы, Эвери, не умеющий вымыть тарелку или выстирать носки, каждое воскресенье бережно протирает драгоценный плоский экран специальной моющей жидкостью, не содержащей абразивных частиц.

В свой прошлый визит я слышала, как Эвери инструктировал невесту «сказать горничной убрать эту чистящую дрянь прочь из моей квартиры. Такое дерьмо испортит экран к чертовой бабушке. Клянусь Богом, если увижу рядом с моим теликом эту бабу с канистрой „Лисола“, отправлю искать новую работу». Пенелопа лишь снисходительно улыбалась, словно говоря: «Мальчишки всегда мальчишки».

Укладывая одежду Эвери в чемоданы от «Луи Вюиттона», которые его родители купили деткам для поездки в Париж по случаю помолвки, Пенелопа исходила ядом по поводу прощального ужина, который должен был состояться сегодня. Я благоразумно не стала подливать масла в огонь вопросом, почему Эвери сам не уложит свое барахло.

— Я добилась от нее лишь глупейшего заявления насчет «альтернативы» костюмированным вечеринкам, что-то в этом роде. На самом деле, подозреваю, Хэллоуин — единственный день в году, когда мама не знает, куда пойти, вот она и решила — не пропадать же вечеру.

— Очень позитивный взгляд на происходящее. Пустой фунтовый пакет в руке напоминал, что я недавно расправилась с шестнадцатью унциями «Ред хоте» за двенадцать минут. Ощущения во рту колебались от онемения до жжения, но я не обращала внимания на такие мелочи.

— Вечер будет паршивым, ты знаешь. Одна надежда — вдруг все пройдет терпимо. Это что за дрянь? — пробормотала Пенелопа, поднимая ярко-синюю футболку с желтой надписью «Кумир молодых католичек». — Фу-у! Как думаешь, он ее хоть раз надевал?

— Не исключено. Выбрасывай. Футболка полетела в мусорное ведро.

— Ты точно не в претензии, что я попросила тебя прийти сегодня вечером?

— Пен! Я в претензии за твой переезд, а не за приглашение на прощальный ужин. В смысле, зачем жаловаться, раз твои родители оплачивают ужин в «Гриль рум». Когда мне приехать?

— Когда хочешь. Все начнется примерно в полдевятого. Приходи немного пораньше, напьемся в туалете, — вздохнула Пен. — Я серьезно подумываю взять с собой маленькую фляжку. Разве плохо? Ик!.. Не так плохо, как это. — В руках у Пенелопы оказались выцветшие, сильно поношенные трусы с широкой розовой флуоресцентной стрелкой, указывающей прямиком на ластовицу.

— Так, все, не забудь фляжку. Что я буду без тебя делать? — жалобно взвыла я, не в силах смириться с тем, что Пенелопа, лучшая и единственная в последние десять лет подруга, переезжает на другой конец страны.

— Ничего с тобой не случится, — сказала Пенелопа гораздо увереннее, чем я хотела бы слышать. — У тебя остаются Майкл с Мегу, друзья из офиса и новый бойфренд.

Странно, что она упомянула Майкла. Мы уже забыли, как он выглядит…

— Паз-звольте! У Майкла есть Мегу. Друзья из офиса — не более чем кучка людей с таинственным доступом к неограниченным денежным ресурсам и склонностью тратить деньги на разнообразные таблетки. Что касается инсинуации насчет бойфренда, я даже не стану унижаться до ответа.

— Где моя любимая девочка? — послышался голос Эвери и грохот закрываемой двери. — Я целый день ждал, когда приду домой и затащу в постель твою прелестную задницу!

— Эвери, замолчи! — крикнула Пенелопа, немного смутившись. — У нас в гостях Бетт.

Но предупреждение запоздало: Эвери показался в дверном проеме без рубашки и с расстегнутой ширинкой. Из-под джинсов виднелись нежно-розовые трусы с большими зелеными аллигаторами.

— Привет, Бетт, — кивнул Эвери в моем направлении, ничуть не смущаясь, что я стала свидетельницей импровизированной «сцены обольщения».

— Привет, Эвери. — Я уставилась на собственные туфли на резиновом ходу, в тысячный раз силясь понять, что, кроме превосходной грудной мускулатуры, Пенелопа в нем нашла. — Я как раз собиралась уходить. Нужно зайти домой, навести красоту для торжественного ужина. Кстати, что надевают во «Времена года»?

— Любое, что годится для ужина с родителями, — сказала Пенелопа, а Эвери, словно страдающий СДВГ 108, принялся демонстрировать меткость, бросая в различные цели свернутые в шарики свои носки.

— Смотри, приду в брюках-палаццо и футболке с надписью «Дайте миру шанс». Ну ладно, увидимся вечером.

— Вот именно, — отозвался Эвери, сложив два пальца в некую комбинацию знака «прошу тишины» и бандитской распальцовки. — Позже, Би, все позже.

Обняв на прощание Пенелопу, я вышла, стараясь не представлять, что сейчас начнется в спальне. Если поспешу домой, останется время вывести Миллингтон на короткую прогулку, а то и принять ванну перед ужином. Доехав на такси, я несколько минут отлавливала Миллингтон в квартире: малышка всячески уворачивалась, зная мудрым собачьим инстинктом, что ее хотят вывести на улицу. В отличие от остальных собак земного шара Милли ненавидела прогулки. Со своей аллергией на пыль и пыльцу после прогулок собака отлеживалась по нескольку часов, но я считала необходимым хоть раз в месяц выводить ее для моциона. Учитывая, что остальное время мы ограничивались обходом нашей многоэтажки, я восхищалась обменом веществ у Миллингтон. Мы подошли к Медисон-сквер-парк, обойдя чокнутого парня, обитавшего поблизости и обычно пускавшегося в погоню за Миллингтон со своей тележкой с зеленью, и тут меня кто-то окликнул:

— Бетт! Бетт, сюда!

Обернувшись, я увидела Сэмми на скамье с чашкой кофе, а рядом с ним сногсшибательную красотку. Черт побери, и ведь ничего нельзя сделать. Он уже видел меня, понял, что я заметила его, значит, поздно притворяться глухой. А тут еще Миллингтон впервые за свою короткую жизнь решила проявить общительность, рванула к скамейке, до отказа натянув удлиненную шлейку (размер А), и принялась вертеться, ласкаясь о ладони Сэмми.