Лорен Вайсбергер - У каждого своя цена

— Мы не поэтому расстраиваемся, Бетт, просто надеялись, что ты уже созрела для занятий чем-то… ну, чем-то значительным. Может быть, сочинительством. У тебя ведь хорошо получалось. Куда все это делось?

— Мало ли о чем я говорила, папа. Подвернулась пиар-компания, и я рада. Чем плохо? — Я сознавала, что говорю излишне резко, но обсуждать работу не было сил.

Отец улыбнулся:

— Ничем не плохо. Мы уверены, в конце концов, ты найдешь свой путь.

— Ас чего такая снисходительность? Я занимаюсь нормальным делом, и…

— Бетт? Роберт? Где вы? Только что позвонили девушки из продовольственного кооператива, они уже в пути. Праздничный костер готов? — Мамин голос гулко раздавался в деревянном доме. Переглянувшись, мы встали.

— Мы идем, дорогая, — отозвался отец.

Я поставила обе чашки в раковину и шмыгнула мимо отца вверх по лестнице, сменить одни мешковатые штаны на другие. Проведя расческой по волосам и слегка смазав губы вазелином (те самые губы, которые Сэмми целовал каких-нибудь двадцать часов назад…), я услышала голоса на заднем дворе.

Через час от наплыва гостей дом трещал по швам. Я почти никого не узнавала, кроме горсточки соседей и университетских служащих, знавших меня с детства. Толпы незнакомцев наводнили дом, угощаясь сидром и пробуя огромную ромовую бабу.

— Мам, кто все эти люди? — спросила я, проскользнув в кухню, где мать намешивала еще лимонаду.

Солнце только что село, вернее, небо потемнело, так как в тот день солнца не было. Какой-то клезмер-ансамбль 131начал играть. При звуках музыки незнакомец в сандалиях, как у отца, издал восторженный вопль и принялся подпрыгивать в судорожной джиге, какую мог бы отхватить пациент с ущемлением грыжи, появись у него желание потанцевать.

— Давай посмотрим. В этом году на празднике листопада много новых лиц — у нас появилось больше времени для общения, потому что в этом семестре отец ведет только один предмет. Компания за столом — из нашего продовольственного кооператива; ты знаешь, что мы сменили кооператив два месяца назад? Прежний превратился в форменное фашистское логово! А с теми двумя очаровательными парами мы познакомились на субботнем зеленом рынке на Эвклидовой улице. Так… Это люди, с которыми мы встретились в прошлом месяце во время недельной акции молчания в поддержку отмены смертной казни, вот несколько человек из комитета по строительству субсидируемых экопоселений… — Между объяснениями мама наполняла льдом подносы и аккуратно расставляла их на столе. Опираясь на барную стойку, я меланхолично размышляла, как сильно отдалилась от жизни родителей. — Пойдем, представлю тебя Эйлин, сотруднице кризисной «горячей линии», ставшей нашим спасением в этом году. Она все о тебе знает и мечтает познакомиться.

Эйлин нам искать не пришлось: женщина вплыла в кухню, прежде чем мы успели расставить кувшины на подносы и вынести их во двор.

— Боже, это наверняка Беттина! — выдохнула Эйлин и кинулась ко мне, тряся мясистыми руками. Она была толста, но общая дородность, округлые формы и открытая улыбка сразу вызывали симпатию. Я не успела уклониться от объятий, и Эйлин сгребла меня в охапку как ребенка. — Наконец-то я с тобой познакомлюсь! Твоя мама столько рассказывала о тебе, даже давала прочесть несколько потрясающих писем, которые ты писала в школе.

Я бросила на мать убийственный взгляд, но та лишь пожала плечами.

— О, это было так давно… Я тоже слышала о вас много хорошего, — солгала я.

Я узнала о существовании Эйлин тридцать секунд назад, но мать выглядела довольной.

— Хм! Правда? Ну, иди сюда, присядь рядом с тетушкой Эйлин и расскажи, что такое быть знаменитой.

«Тетушка Эйлин» — откровенная лесть. Вряд ли гостья старше меня, больше чем, на десять лет. Но я решила подыграть и уселась за кухонный стол.

— Знаменитой? Боюсь, вы меня с кем-то путаете. Я встречаюсь с известными людьми в сфере пиара, — но я не назвала бы себя знаменитой.

— Подруга! Может, я и живу в Покипси, но не пропускаю ни одного таблоида! Ну, каково это — встречаться с божественным Филипом Уэстоном? —

Эйлин шумно вздохнула и театрально возвела очи горе. — Выкладывай, не упуская ни единой подробности. Подумать только, самый роскошный мужчина на свете!

Я неловко засмеялась, соображая, как свести разговор к шутке, однако при виде маминого лица у меня сжалось под ложечкой.

— Извини, какой-какой Филип? — спросила мама. Эйлин повернулась к ней.

— Энн, только попробуй сказать, будто не знаешь, что твоя плоть и кровь встречается с самым желанным в мире мужиком! Только попробуй! — заорала она. — Я не спрашивала тебя прямо лишь по той причине, что знала — встречу сегодня Беттину и узнаю все пикантные подробности из первых уст!

Пораженная новостью, мать замерла на месте. В голове мелькнула спасительная мысль: ни мама, ни Эйлин, к счастью, не читали последние статьи Водоворота.

— Я и не знала, что у тебя есть бойфренд… Она, видимо, ощущала себя жертвой двойного предательства: родная дочь не поделилась важнейшей информацией, и это упущение в материнско-дочерних отношениях выяснилось в присутствии сотрудницы. Я хотела обнять маму, увести ее в укромный уголок и попытаться все объяснить, но Эйлин обрушила на меня град вопросов:

— Он сказал, почему расстался с Гвинет? Это меня очень интересует. Неужели он встречался с королевой Англии? Наверное, да, раз его семья королевской крови, но страшно любопытно, как это происходило.

— Королевской крови? — задохнулась мать, схватившись за барную стойку. Судя по всему, на языке у нее вертелся миллион вопросов, но наружу вырвался основной: — А как же парень, заходивший вчера вечером?

— Он был здесь? — завопила Эйлин. — Филип Уэстон здесь был? В Покипси? Вчера вечером? Боже мой!..

— Филипа Уэстона здесь не было. Я подвозила приятеля, живущего по соседству, он зашел познакомиться с мамой и отцом. Строго говоря, я не встречаюсь с Филипом, мы видимся лишь на официальных мероприятиях. Кстати, он в приятельских отношениях со всеми моими коллегами.

— О-о-о-о-о, — разочарованно протянула Эйлин. Объяснение получилось неплохим, но мать не успокоилась.

— Ответь, с кем ты ходишь на вечеринки? Он — из знаменитых британских Уэстонов или их однофамилец?

Я немного возгордилась, что Филип так известен: даже моя мать о нем что-то слышала.

— Нет, тот самый, единственный и неповторимый, — ответила я, про себя порадовавшись приличному знакомству.

— Беттина, ты отдаешь себе отчет, что Уэстоны — известные антисемиты? Ты помнишь случай со счетами в швейцарском банке, где хранятся средства, украденные у жертв Холокоста? Если тебе этого мало — про Уэстонов говорят, что они размещают заказы на южноамериканских потогонных фабриках, где попираются нормы охраны труда! И у тебя отношения с одним из них?