Алекс Шталь - Ваше дело

Постепенно лицо его стало, если так можно сказать, оживать. Всё ещё удивлённая физиономия осветилась улыбкой, и он медленно, почти шёпотом, произнёс:

– Обалдеть!

– А ты представь себе, как обалдел я, когда до меня стало доходить, что в лице, ну, допустим, какой-нибудь пачки баксов человек поклоняется всему, во что он верит, всему, от чего зависит его жизнь. Ведь для него это – всё!

Но теория моя не в этом «открытии». А в том, что Бог, если он есть, приходит к каждому человеку в виде того, что больше всего подходит этому человеку, этой конкретной личности для самораскрытия через поклонение. Ясно я выразился?

– То есть, вы хотите сказать, что мой сосед, который с утра до вечера вылизывает свой Фольксваген, поклоняется Богу, явившему себя… в лице автомобиля? Явив себя таким образом, он, то есть – Бог, – Андрей ткнул пальцем в потолок, – помогает этому парню раскрывать себя через поклонение какой-то тонне железяк?!

– А чему, Андрюша, поклоняешься ты?

– Правде. Правде, которая такова, какова она есть, и больше ни какова….

– Значит, для того парня, который возится со своей машиной, она – машина эта, и есть правда, которой он поклоняется. Это правда, Андрей, о нём самом. Если её у него отнять, мы получим человека, потерявшего всё.

Буквально на секунду задумавшись, стоит ли ему это говорить, я всё же сказал:

– Два подонка попытались отнять у тебя то, во что ты верил, то, что было не просто частью твоей жизни, а твоей жизнью и являлось. И ты не отдал им свою веру. Ты…

– Вы правы.

– Что…

– Я верю в это. Я поклоняюсь тому, что не дал этим людям отобрать у меня. Но ведь их вера, она же… другая, да? Они что… иноверцы? Басурмане?

– Они, Андрей, прости за такие слова – тоже самораскрылись. Они увидели, чему поклоняются, чью волю исполняют. И, наконец, они узнали своего «хозяина» в лицо, и ужаснулись!

В ночной тишине, как нам с Андреем показалось, почти под самым окном раздался голос, с совершенно идиотскими интонациями:

– Ну, ты, блин, козёл… Я же тебя просил, удод ты этакий, а ты что сделал?! Всегда крысятничал, сучёк недоделанный! Пользуясь тем, что я не вижу ни хрена в этой грёбаной темноте, ты отпиваешь вместо полбутылки…. вот сука, аж, две трети!

Голос стал удаляться вместе с нетрезвыми шаркающими шагами, выдающими две пары спотыкающихся ног.

Раньше Андрея придя в себя от испуга, который, если честно, на мгновение меня парализовал, я сказал, чтобы разрядить напряжённость паренька:

– Проблемы, как видишь, у всех разные. Да и предметы культа тоже.

– Мы, наверное, громко разговариваем? – тихо произнёс побледневший гость. – К тому же, вы ведь… выпили…

– Ну, может, сегодня я выпил больше, чем обычно, но… – Я заглянул Андрею в глаза. – А что, Андрюша, это заметно?

– Да нет. Просто, поскольку я не пью, то постоянно чувствую запах спиртного, а он у меня ассоциируется с нетрезвым человеком. Всё равно, давайте будем поосторожней.

– Да кто ж спорит-то!.. Мне не меньше чем тебе…

Я решил не договаривать. И без того – негатива много, а парню нужно душевное равновесие найти и не терять больше.

Эх, никакой из меня психолог. Запросто всё испортить могу. Прав он – поосторожней надо быть. Причём, во всех отношениях.

Вдруг зазвонил телефон.

Наши руки одновременно метнулись к стоявшему на столе аппарату но я, ловко «поднырнув» под рукой Андрея, взял трубку первым.

Поборов раздражение, парень, нервно сцепив пальцы, тут же превратился в сплошной слух.

– Да? – сказал я как можно спокойнее.

В трубке раздался очень приятный, но сильно взволнованный голос девушки. Связь была такой хорошей, что казалось, будто человек находится рядом.

– Здравствуйте!.. Меня просили позвонить по этому номеру. Андрей просил… Я могу с ним поговорить?

– Да, одну минуту, – сказал я, отдавая трубку Андрею и освобождая ему место в кресле, чтобы он не тянулся через весь стол.

Беря из моей руки трубку и одновременно «плюхаясь» в кресло, Андрей начал говорить, даже не успев поднести трубку к уху.

– Мила, Солнце… – задыхаясь от волнения, начал он.

В трубке послышался не то смех, не то плач, прерываемый скороговоркой и, обняв трубку обеими руками, Андрей, закрыв глаза, «отключился» от этого мира.

Я же пошёл на кухню. Всё равно мне всё будет слышно. По крайней мере, из слов Андрея, я вполне смогу представить почти полную картину его разговора с сестрой. Так чего, – думал я, – стоять над душой у человека, который так ревностно оберегал тайну своей жизни, что даже пошёл на убийство.

Я налил себе немного вина. Достал из холодильника тарелки с нарезкой, которую вредно оставлять на столе. И только уже хотел «принять лекарство», как до моего слуха донёсся сильно изменившийся голос Андрея. Казалось – он говорит сквозь слёзы:

– Они собирались шантажировать нас! Хотели склонить тебя… Ну, чтобы ты с ними спала! Сказали, что иначе всё расскажут. Они называли это – делиться…

Потом он какое-то время молчал, и я слышал, не разбирая слов, как Люда, что-то говорит ему. Интонации в её голосе показались мне интонациями человека, пытающегося в чём-то убедить своего собеседника.

Я выпил. Подошёл к окну и, отодвинув занавеску, столкнулся с осунувшимся лицом состарившегося вдруг человека. За моим отражением царила ночь.

Несколько раз Андрей повторил «может быть» и «наверное». Потом голос девушки в трубке стих, и Андрей каким-то снова сильно изменившимся голосом без тени уверенности сказал:

– Человек, у которого я сейчас нахожусь, всё тебе расскажет. Мила, я не хочу, чтобы меня каким-нибудь образом сейчас вычислили. Помни, я очень тебя люблю… Ты единственное, что у меня было… Прости… Я думаю, что не надо больше сюда звонить. Ты потом всё узнаешь. Никому ничего не говори! Обнимаю тебя….

Наступила такая тишина, что даже исчезло куда-то тиканье часов.

Я сидел на кухне, обхватив голову руками, и боялся издать хоть звук. «Если я сейчас попытаюсь что-то сказать, – думал я, – то, скорее всего – заплачу».

Из комнаты тоже не было слышно ни звука.

Столько времени я терялся в догадках относительно того инцидента, который толкнул парня на убийство, а всё оказалось такой банальной грязью!

Ублюдки! Жалкие навозные жуки! Как хорошо, что он их убил. Как плохо, что такие ещё есть. Они, как сказал Андрей, – повсюду…

Я открыл глаза и увидел на полу капли. Господи, да ведь я раскисаю! Ни в коем случае нельзя мне сейчас расслабляться! Только бы Андрей не заметил!

Я взял со стола бумажную салфетку и, вытерев глаза, убрал с пола следы своей душевной слабости.

Чтобы как-то отвлечься, я налил себе ещё вина, и залпом выпив почти полный стакан, решил быть с этой жидкостью поосторожней. Посмотрев на бутылку, я понял, что недельную норму своих «ферментов» я уже принял.