Андрей Кивинов - Петербург - нуар. Рассказы

Он был ровесником Боба, ну, может, чуть постарше. Чем занимается, не рассказывал, но, судя по тому, что постоянно стрелял у нее сигареты, ничем. Безработица косила молодежные ряды, что твой пулеметчик. По умственным же способностям парнишка от соседа, похоже, отставал. На контрольный вопрос: «Не помнишь ли ты, случайно, кто такой Ленин?» — Хенк ответил простецким: «А хер его… Козел какой-то. А чо, обидел? Не вопрос — разберусь».

Но этот недостаток не помешал ему стырить косметичку у мирно загоравшей на циновке барышни. Ритка, заметившая криминал, поняла, что юноша не так-то прост и на карьер ходит не только ради женских трусов. И не вычеркнула его из памяти — такие знакомые всегда могут пригодиться.

На вопрос, почему он не в армии, Хенк приосанился и, стукнув себя в грудь, с гордостью ответил: «Плоскостопие!»

С момента последней встречи он похудел еще на пару кило и в проекции напоминал одноразовый бритвенный станок. Видимо, кремлевская диета.

Ритка протянула ему сигарету. Зажигалки у него тоже не нашлось. А газ, между прочим, денег стоит. «Газпром» жжет.

— Ты куда щас? — поинтересовался Хенк, жадно затянувшись.

— В театр. На премьеру, — нехотя буркнула Ритка.

— Клево… Я тоже театр люблю. Правда, был всего раз. На Новый год. Про медведя смотрел.

— Какого медведя?

— Ну, обычного… Там, вообще-то, много зверей было — волк, заяц, лиса. Просто мне медведь понравился. Толстый такой, прикольный, перегаром пах… На дядь Витю похож, соседа нашего. Он тоже так качается и рычит, когда пьяный.

Хенк засмеялся, демонстрируя кариесно-пульпитные зубы.

— А потом там подарки раздавали халявные. Конфеты, вафли, мандарины. Правда, зеленые…

«Придурок…»

— Слушай, ты деньгами не выручишь? — задал следующий вопрос театрал. — Рублей двести хотя бы. Я через неделю верну. Понимаешь, предки в отпуск в деревню к бабке слиняли. Оставили мне бабла на жизнь, а оно через два дня кончилось.

И этому деньги подавай. Вернет, как же… Знакомый вариант. Что за мужики?! Гусары-рыцари-поэты…

Но посылать юношу сразу Маргарита не стала. Натренированный мозг вычленил из хенковского монолога перспективную фразу. «Предки в отпуске, в деревню слиняли». А ведь это мысль. Неплохая мысль.

— И когда вернутся?

— Да не скоро. Через три недели. А я как хочешь, так и кантуйся…

— А братья, сестры?

— Нет никого. Один я у матушки с батюшкой такой уродился.

Ритка взяла Хенка под руку и, морщась от вони, отвела его в сторону, где не было посторонних ушей:

— Слушай, Хенк… Денег у меня нет, но могу подсказать тему…

Хенк сделал умное лицо и согласно кивнул:

— Валяй.

— Дельце не хочешь провернуть? Ты парень реальный. Тема верная, а работа тьфу — дверь сковырнуть.

— Погоди… Хату, что ли, бомбануть?

— Тихо ты! — Ритка бегло огляделась по сторонам. — Да, хату. Дверь дохлая, школьник справится. Завтра в час там никого не будет. За пять минут уложишься. И даже плоскостопие не помешает.

— Я, вообще-то, хаты не бомбил никогда.

— Ну и что? Пора взрослым становиться. Ты мужик или сестрица Аленушка?

— Мужик, — выбрал Хенк.

— Ну так в чем дело?

— А хата упакована? Есть что брать?

— В любой хате есть что брать, — продолжала агитацию Ритка. — На рынке барахло толкнешь, мне три штуки за наводку.

— Три? Может, за две договоримся?

— Ты хочешь торг устроить? Хенк, я тебе по дружбе тему предлагаю. Учитывая твое бедственное материальное положение. Поверь, желающих много. В очередь встанут. За пять.

Хенк, раздумывая, почесал грудь в районе надписи «Женщины. Счастье. Семья». Тема, конечно, заманчивая, хотя и стремная. Одно дело — на пляже шмотки тырить (там всегда можно сказать, что сумку перепутал), другое — дверь сковырнуть. Правда, и навар реальный. Повезет — даже на мотик хватит. А то и на квадроцикл тюнингованный.

— Лады, договорились.

— Деньги принесешь завтра в семь вечера во «Всадник». И не вздумай скрысить. За мной вышибала ихний ухлестывает, пожалуюсь — не выживешь.

— Чё я, не понимаю? — обиделся Хенк, считавший себя эталоном порядочности. — В семь так в семь.

Ритка с подозрением посмотрела на собеседника.

— Знаешь что… Ты мне адресок свой оставь. На всякий случай.

— Да принесу я! Честное слово!

— Это так… Для подстраховочки. Вдруг забудешь. А я тебе памятку пришлю.

Хенк, догадавшийся, что халява не проскочит, грустно вздохнул и назвал адрес.

— Может, прогуляемся к тебе? — предложила Ритка. — А то потом окажется, что это адрес городского прокурора.

— Да ради бога! Ты уж меня совсем за поца держишь. Пошли!

— Ладно, верю, — отмахнулась Ритка, хотя сомнения остались. — Перчатки есть?

— Зачем? Лето ведь.

— При чем здесь лето? Чтоб отпечатков не оставить!

— Ах в этом смысле! Матушкины возьму. У нее рука широкая, она всю жизнь на стройке кирпичи клала. И сейчас кладет.

— Хорошо. Запоминай. Записывать нельзя.

Ритка назвала адрес, который Хенк запомнил с четвертого раза. Не компьютер же.

Вернувшись домой, она позвонила в дверь соседу. Боб открыл только после второго звонка — он тренировался на балконе, готовясь поставить очередной мировой рекорд по плеванию на скорость.

— О, привет! — улыбнулся рекордсмен, словно видел Ритку сегодня впервые. — Как дела?

— В стране кризис. Можно?

— Заходи.

Ритка зашла, прикрыв за собой дверь.

— Я тебе наводку нашла.

— Ну?! Класс! Спасибо, Ритка.

— Спасибо много, а три штуки в самый раз.

— Ого! А поменьше никак?

У дураков мысли схожи, еще раз убедилась Маргарита.

— За «поменьше» сам ищи. Я, между прочим, тоже рискую.

— Хорошо, договорились. Нормальная хата?

— Не пожалеешь. Хозяйка богатая, всю жизнь в строительном бизнесе. А он сейчас самый прибыльный после нефти и газа.

— Супер! — восхищенно потер пухлые ладони Боб.

— Завтра в час дня там никого не будет. Двери ты ломать умеешь, сам сказал. Вечером я зайду, отдашь долю. И не проболтайся никому.

— Что я, больной?

«Неизлечимый», — подумала про себя Ритка, но вслух сказала:

— Запоминай адрес…

На дело Боб отправился пешком, хотя дом бизнесменши-строительницы находился в пяти остановках. Но денег на автобус все равно не было, приходилось терпеть

временные неудобства. В детстве он катался зайцем, но сейчас в автобусы посадили злых контролеров, вооруженных травматическими пистолетами и электрошокерами. Ничего, минут за сорок дойдет. За спиной, словно парашют, висел старый брезентовый рюкзак, в котором мирно соседствовали топор, бабкины вязаные варежки и матушкины колготки, которые Боб решил использовать в качестве маски, как советовали грамотные телепередачи.

Пригревало солнышко, щебетали птички, летали воздушные шарики, пестрела реклама, пела душа. И даже вереница въехавших друг в друга машин и несколько прикрытых простынями тел, лежащих на газоне, не испортили Бобу настроения. Чуть в стороне от машин под охраной мента понуро сидел на поребрике боец в тельняшке и голубом берете. Кажется, он спал. Вчера отмечался день десантника, не выспался ветеран.