Андрей Шляхов - Доктор Данилов в сельской больнице

Гинекологи представили, что их ожидает, и заволновались. Заместитель главного врача по детству и родовспоможению Щеглова успокоила их как могла, сказав, что дала неофициальное распоряжение госпитализировать всех «девятимесячных» заранее, недели за две до предполагаемого наступления родов, в отделение патологии беременных второго тверского роддома, чтобы уж наверняка оградить гинекологию ЦРБ от посягательств и лишней нагрузки. Госпитализировать беременную при желании нетрудно: всегда можно придраться к повышенному давлению, плохому анализу мочи или еще чему-нибудь.

— Поймите, это чистая формальность, — увещевала коллектив гинекологии Щеглова, не поленившаяся ради такого случая прийти в ординаторскую. — Мы же не можем оставить район вообще без родовспоможения. Ну, обратится когда-нибудь роженица, так вам же самим интересно будет, вы же, поди, акушерство давно забыли…

— А так мы гинекологию забудем, Оксана Анатольевна, — возразила заведующая отделением. — У нас, если со мной считать, всего три врача… А роды — это же так сложно! Недаром же говорят, что рожать — это не картошку сажать!

— Не заводите эту песню, Ольга Вячеславовна, умоляю вас! — Оксана Анатольевна демонстративно прикрыла руками уши, показывая, что не хочет ничего слушать. — Так решили наверху, значит, так и будет! Справитесь, куда вам деваться?

Древний принцип учит, что если насилие неизбежно, то следует не просто подчиниться ему, но и попытаться получить от него удовольствие. Гинекологи попробовали было поискать его в предстоящем превращении в акушеров по совместительству, но как ни старались, так ничего и не нашли. Никаких плюсов нововведение не сулило, одни минусы. Марина, нагнавшая Данилова, идущего из больницы домой, не могла пройти мимо животрепещущего и насущного, сразу же принялась жаловаться. Данилов сочувствовал вяло: его отделение анестезиологии и реанимации давно уже балансировало на грани закрытия, и эта тема превратилась в привычную, чуть ли не в обыденную.

На лестнице Данилову пришлось обнять Марину, помогая ей подниматься по ступенькам. Добрые дела пришлось продолжить и в комнате: усадить, помочь снять дубленку и сапоги, принести свежей воды для чайника. Пока вода закипела, Марина, уже объявившая, что никакого перелома нет и до завтра все пройдет, попыталась было превратить обычный вечер в вечер поэзии, начав читать Цветаеву:

Стихи были глубокомысленно-провокационными, с претензией на задушевное обсуждение и прочую лирику, но Данилов сказал, что ему надо срочно закончить заклеивать окна, и ушел к себе.

Окна на самом деле были уже добросовестно законопачены ватой и сюрреалистически заклеены поверху широким прозрачным скотчем, но повод прекрасно подходил в качестве срочного, потому что уже ударили морозы и в комнатах было холодновато. Марина, наверное, обиделась на Данилова, потому что не предложила, по обыкновению, скоротать вечерок за рюмочкой чая. «Ну и ладно — по крайней мере неделю-другую проживу без романтических намеков», — подумал Данилов.

Неделю-другую, а там уже и Новый год. Данилов прикинул в уме свои перспективы относительно поездки в Москву, подумал о том, что стоит только выйти на работу Дударю, как тут же свалится с гриппом Цапникова (это Монаково, здесь иначе не бывает), и решил не откладывать на следующий год то, что можно и нужно сделать в этом.

Он наскоро поужинал баночкой шпрот, изумительно сочетавшихся с хрустящими ржаными хлебцами (впрочем, голодному человеку всякая еда замечательна, потому что желанна), запил их крепким чаем и позвонил Елене.

Трубку взял Никита.

— Мама руководит народом по городскому телефону, — доложил он.

— Что-то срочное?

Елена не особо любила это делать из дома.

— Какой-то Елизаров напился на линии.

— И что тут такого срочного? — удивился Данилов. — Снять его может диспетчер…

— Там еще кто-то с кем-то подрался.

— А-а-а… — протянул Данилов. — Тогда ясно. Как поживаешь?

— При таком объеме домашних заданий я существую, — проворчал Никита.

— Ничего, будет и на твоей улице праздник, — утешил Данилов, — большую часть срока ты отбыл, осталось совсем немного…

— А там институт, и все по новой… Грустно. До пенсии — целая вечность.

— Вот и радуйся этому, — серьезно сказал Данилов. — Потом поймешь, как это хорошо, когда до пенсии целая вечность, только поздно будет. Новости есть какие?

— Да какие тут могут быть новости — каждый день одно и то же.

— К гимназии привык уже?

В этом учебном году Никите, несмотря на его сопротивление, пришлось сменить школу из-за переезда на новую квартиру. Если старая была обычной школой ближнего Подмосковья, то новая оказалась гимназией с углубленным изучением предметов гуманитарной направленности.

— А что там привыкать? — вздохнул Никита. — Я же говорю, задают много, а в остальном все то же самое. Учителя — придурки, одноклассники — дебилы.

— Исключения хоть есть?

— Попадаются, — ответил Никита, не расслышав иронии. — Но мало. Англичанка вот хорошая, недавно институт закончила. Фигура как у манекенщицы, а глаза…

— При таких данных можно вообще не знать английского и считаться замечательным педагогом, — поддел Данилов.

— Она добрая, — гнул свое Никита, — орать еще не научилась и не обзывается. Даже ругается вежливо.

— Это как?

— Ну, типа: «Голубев, выйди, пожалуйста, из класса», а не «вон отсюда, мразь!».

Гимназическим нравам Данилов удивляться не стал: школа есть школа, как ты ее ни назови. Покойная мать, преподававшая русский язык и литературу в лицее, частенько сетовала на то, что большинство ее коллег совершенно не умеют разговаривать с людьми.

— Друзей в классе завел?

— Работаю над этим. — Никита явно был не в духе. — А вот и мама!

— Да, — послышалось в трубке.

— Привет! — Данилов постарался вложить в голос как можно больше теплоты. — Если ты еще занята, я перезвоню позже.

— Привет, нет.

— Вот и хорошо! А я сегодня неожиданно освободился в шесть вечера, и вот звоню…

Данилов не соврал: заведующий отделением отправил его спать домой, сказав, что в случае чего выдернет из дома Цапникову, а то у нее чересчур льготный режим работы — сутки через двое, а то и трое.

— Неужели соскучился? — притворилась удивленной Елена.

— Да! — подтвердил Данилов. — Стоит только закрыть глаза, как сразу же вижу твое лицо…

— Бездонные зеленые глаза, высокий лоб мыслителя, губки-ягодки и зубки-жемчужины… — продолжила Елена. — Ты там любовные романы писать еще не начал?