Андрей Шляхов - Доктор Данилов в сельской больнице

— Ты мне дай эту книгу с собой, — сказал Данилов, — я ее почитаю на досуге. А то пицца остывает, а пиво нагревается. Нет бы наоборот.

— «Лишь тот, кто не стремится оказаться впереди всех, может освободиться от ошибок»! — Полянский захлопнул книгу и победительно посмотрел на жующего Данилова.

— Все верно, — промычал Данилов, не умевший разговаривать с набитым ртом. — Кому ничего не надо, тот счастливей всех.

— Это чересчур упрощенный взгляд, — ответил Полянский, но книгу отложил и набросился на пиццу.

— Она востоковед? — после небольшой паузы спросил Данилов.

— Она студентка лингвистического университета и очень разносторонний человек! — гордо ответил Полянский, словно был не любовником своей пассии, а ее отцом.

— Рад за тебя! — Данилов приложил все усилия для того, чтобы ненароком не улыбнуться. — Хорошо, наверное, искать путь вместе?

— Не скрою — в этом есть определенная привлекательность, — с видом знатока ответил Полянский.

— Как зовут-то?

— Василина.

— Сокращенно — Вася? — Взгляд Данилова был невинным и не выражал ничего, кроме любопытства.

— Сокращенно — Лина!

Полянский нахмурился, показывая, что шутки здесь неуместны, но тут же вспомнил о законах гостеприимства и спросил:

— Ты-то сам как? Рассказывай… Привык уже к Москве после своей глухомани?

— Да.

— И где лучше?

— В Москве, — не раздумывая, ответил Данилов. — Это Новый Вавилон, Третий Рим, шумный, энергичный и очень теплый город. Она настоящая, здесь хорошо.

— А это твое Монаково, что, игрушечное?

— Оно какое-то нерельное… Хотя, возможно, что я к нему так и не привык. Времени не было, все работа да работа…

— Я бы так не выдержал, — признался Полянский.

— Человек ко всему привыкает, — философски заметил Данилов. — Правда, должен сказать, что это напрягает. Полгода еще как-нибудь, а через год можно и сдуться.

— Зато в провинции так тихо, пасторально… — Полянский мечтательно прикрыл глаза и улыбнулся. — Благодать!

— К вопросу о умилении провинциальными пасторалями… — Данилов отпил пива и продолжил: — Как поет один местный самородок: «Монаково, Монаково, счастья нету никакого…» Но конечно же лучшее из мнений — собственное. В Монаковской ЦРБ, кстати говоря, есть ставка врача-диетолога.

— Иди ты знаешь куда?! — обиделся Полянский.

— Уже-е-е? — Данилов встал, вроде бы собираясь уходить. — А то, что я не успел съесть, можно собой?..

— На вынос не угощаем! — отрезал Полянский.

— Тогда придется остаться, — вздохнул Данилов, опускаясь на диван.

Посидели хорошо. Умница Полянский не спрашивал ничего о поисках работы, понимал, что если Данилов сам не затрагивает эту тему, то, значит, так и надо. Устроится — расскажет.

Елена, к сожалению, вела себя иначе: продолжала ежевечерне интересоваться: «Ну, как там твои поиски?» Поиски не радовали, а вопросы — еще больше. Даже врачом приемного отделения устроиться не удавалось.

— Восемь мест за три года? Многовато, не находите? А за что вас из госпиталя уволили?

Данилов нервничал и оттого вел себя немного вызывающе. Кадровикам и руководителям это не нравилось. Дважды Данилову отказали, даже не раскрыв трудовую книжку. То ли выражение лица у него было несоответствующее, то ли уже нашли кого-то.

«Ну не на участок же идти!» — говорил себе Данилов и продолжал поиски, расширяя географию, обращаясь в более удаленные от дома стационары.

Через месяц поисков в голову закралась шальная идея о возвращении в Монаково (на сей раз — с ноутбуком и модемом) и продолжении поисков путем рассылки резюме. Во всяком случае, будет какая-то работа, рано или поздно и в Москве подвернется что-нибудь подходящее. Насчет того, что его возьмут обратно, у Данилова сомнений не было, ведь главный врач прямо сказал об этом.

Еще не приняв окончательного решения, Данилов спросил у Елены за ужином:

— А что бы ты сказала, если бы я вернулся в Монаково?

— Данилов, не глумись! — потребовала Елена. — Какое может быть Монаково?

— Я не глумлюсь, а серьезно рассматриваю подобную возможность.

Елена положила вилку с ножом на тарелку и сказала сыну:

— Поел, так иди, нечего слушать наши скучные разговоры.

— Я вообще не понимаю, в чем проблема? — удивился Никита, вылезая из-за стола. — Купить чистую трудовую книжку, вписать туда, что надо, поставить печати…

— Тоже купить? — спросил Данилов.

— Конечно! И никаких проблем!

— Спасибо, я подумаю над этим, — улыбнулся Данилов, а Елена, наоборот, нахмурилась, и Никита предпочел уйти к себе, не говоря больше ни слова.

Елена и Данилов немного посидели молча, обмениваясь взглядами. Первым нарушил молчание Данилов:

— Как-то не складывается в этот раз, вот я и подумал, что, может, пока поработать там, а по Москве рассылать резюме…

— Почему же ты сразу не рассылал их? — перебила Елена.

— Думал, что общаться вживую будет перспективнее, но уже понял, что это не так. Все равно сразу цепляются к скачкам с работы на работу и больше ничего слушать не хотят. Стереотипы, черт бы их побрал.

— А резюме…

— Рассылка много времени не занимает, рано или поздно куда-нибудь меня все-таки возьмут.

— Ты в этом уверен? — прищурилась Елена.

— А ты нет? — удивился Данилов.

— Пока я не вижу ничего ободряющего.

— Придет время — увидишь, — заверил Данилов. — Дай только срок!

— Дожить бы!

Настроение Елены портилось на глазах.

— Какие сегодня восхитительно вкусные овощи! — преувеличенно бодро произнес Данилов и положил себе на тарелку добавки.

— Обычная замороженная смесь, — не повелась на уловку Елена, — ничего особенного. Скажи-ка, Данилов, ты по-прежнему против того, чтобы я помогла тебе с работой?

— Да, — кивнул Данилов.

— То есть — принцип?

— Жизненная установка. — Данилов вспомнил последний визит к Полянскому и добавил: — Дао.

— Ах, дао! — побагровела Елена. — Дао-мудао!

— Лена, умоляю, не заводись! — попросил Данилов. — Мы сидим, разговариваем…

— Наслаждаемся напоследок общением! — Елена в сердцах не глядя стукнула рукой по столу, едва не попав по тарелке. — Значит, сами мы ничего не можем, помощи не хотим, а желаем в Монаково, так, что ли?!

— Не совсем.

— А выходит, что так! Нормальный человек с радостью бы принял помощь и давно бы уже работал! Но у тебя же установки! Ради них можно снова оставить меня в Москве и умотать в свое Монаково! Слушай, Данилов, ты там не подженился ли часом на какой-нибудь местной роковой красавице?! А?!

— На подушке своей я подженился! — огрызнулся Данилов.

Елена закрыла лицо руками и ринулась в ванную: сначала плакать, а затем умываться. За время ее отсутствия Данилов успел перемыть посуду и заварить чай, выбрал Еленин любимый — зеленый с жасминовыми лепестками.