Федор Московцев - Карибский кризис

На переработки никто не пожаловался — в один голос все заявили, что «если надо — работать будем». Коллектив подобрался дружный, и даже после работы сотрудники не спешили расходиться по домам, группами собираясь в кафе или у кого-нибудь в гостях.

Направляя Рената в Волгоград, я приказал не церемониться в обращении с Расторгуевым, Паперно и с теми, кто им симпатизирует. «Нахлобучьте, если потребуется, бейте до первой крови», — такое было дано напутствие. Ренат понял мои слова буквально — так, как он привык делать. «Они вошли в офис, как смерть. Увидев их, Расторгуев и Паперно поняли, что это конец», — так комментировал появление петербуржцев Павел Дуров. Таким образом, приезд Рената в грозном сопровождении коллектив воспринял однозначно: хозяин прислал бойцов для наведения порядка. И я не стал никого разубеждать, считая, что грубая и величественная сила, варварская царственность, всегда убедительнее для народа, чем своевременная выплата зарплаты. И люди пылкие, склонные к благородным порывам, критиковавшие хозяина на все лады, почувствовав грубую силу, внезапно сделались неспособными ни к любви, ни к ненависти, ни к восторгу, ни к презрению. Куда-то вдруг исчезло общественное мнение. Увидев господина, народ окончательно размяк и уподобился стаду, в неизменной тупой покорности терпеливо бредущему под бдительным оком овчарки, куда ему укажут.

Отсеяв злободневное, основное, я обнаружил, что у каждого сотрудника есть много других вопросов — как личных, связанных с карьерным продвижением или жалобами на непосредственных руководителей, так и чисто служебных, связанных с предложениями по работе. Незначительные сами по себе, эти «мелкие» людские проблемы в общей массе составили огромный пласт; и, когда я сдвинул его, выслушав всех, разобравшись во всём, и личной властью решив множество вопросов; то более крупные сложности, касающиеся «внешней угрозы» (имеется в виду со стороны кредиторов), показались сотрудникам не такими уж страшными.

Паперно выразил надежду, что недоразумение удастся преодолеть и все уволенные будут восстановлены на работе. Я решил немного подыграть святому Иосифу в слабой надежде, что, возможно, удастся с ним помириться и вернуть старые добрые времена, и нехотя позволил остаться на работе Паперно, Бунееву, и менеджерам по продажам, насчет офисных планктонов мой диагноз был такой: переквалифицируйтесь в sales-мэнов и будет вам счастье! То же самое Паперно — слетев с руководящих должностей, он был фактически приравнен к простому сотруднику отдела продаж, правда с нехилой зарплатой.

Святой Иосиф в свою очередь пообещал, что впредь со стороны его людей будет одно только послушание.

В тот день, когда я беседовал со всеми сотрудниками, Ирина появилась в офисе с утра и через полчаса уехала, таинственно шепнув мне, что хочет встретиться и пообщаться не в офисе, где много лишних ушей. «Со слов больного» (употребляю медицинский жаргон) у неё был рецепт, как сделать так, чтобы разом избавиться от всех проблем. Именно так — я-то дундук ничего в делах смыслю, как и мои помощники, а умные-то люди, оказывается, точно знают, как вытащить компанию из беды — причём в два счета — а меня извлечь из пучины страха и озарить хаос моего смятения.

Мы пересеклись после работы, в половине восьмого вечера в центре, в пабе «Дружба». Настроение у меня было какое-то неопределенное. У входа в заведение я подумал, не отменить ли встречу и не поехать ли по злачным местам, чтобы предаться «скрытому разврату и тайным порокам», на которые намекалось в Ирининых письмах. Но, придав предстоящей беседе статус душеспасительной, я тяжело вздохнул, поднялся по ступенькам, и вошел в ресторан через дверь, услужливо открытую швейцаром.

Я начал беседу с Ириной с рассказа о том, как когда-то пришел в этот ресторан с главным врачом железнодорожной больницы; заговорившись, мы вышли, забыв заплатить, и официантка со счетом догнала нас только у здания областной администрации. Развлекая Ирину подобными историями, я видел, что, слушая меня, она думает о своём, и, закончив очередной рассказ, я умолк, давая ей возможность высказаться.

Она заговорила. Ничего не прибавив нового к тому, что мне уже было известно, она хотела, чтобы я дал оценку действиям основных участников недавних событий. Предполагая, что всё сказанное мной может быть впоследствии напечатано в её «письмах», которые неизвестно куда попадут, я сделал вид, что не придаю особого значения выходкам детей полковника Иосифа. Около одиннадцати вечера беседа приняла совсем неожиданный оборот. Ирина пустилась в рассуждения о том, что в жизни имеют значение только две вещи: любовь и бизнес. И подлинное счастье возможно, только если они существуют в стенах отдельно взятого предприятия.

«Служебный роман» — чуть было не сорвалось с моих губ, но я вовремя спохватился: ироничное высказывание могло обидеть Ирину, ожесточенно развивавшую свою идею. Которая меня шокировала, и чем дальше, тем в большей степени. Рассказывая о потребностях своего сердца с устрашающей нежностью, она вдруг спросила, люблю ли я свою жену Мариам. С осторожностью капитана, ведущего корабль между рифами, я повёл рассказ о различиях между ценностями и их пониманием. Предательски дрожащим голосом говорил я о различиях между неизменными нравственными ценностями и изменяющимся пониманием этих ценностей.

— …Крепко любящие друг друга супруги лучше понимают свою любовь через десять… двадцать лет. Сама же любовь неизменна. Изменяется её понимание…

Так говорил я, украдкой поглядывая на часы. В полночь, окончательно запутав свою собеседницу в хитросплетениях основ нравственности и этических разногласий, спросив у официантки счет, я попросил вызвать такси, подчеркнув: две машины.

На улице, пустив в ход самые тонкие уловки, я ускользнул от Ирины.

По закону подлости, во время этой встречи в ресторане находились знакомые, знавшие и меня, и Мариам, которые доложили ей о том, что видели меня в вечернее время в женском обществе. Она предсказуемо учинила мне допрос. В своё оправдание я сказал правду: в командировке дел полно, а времени в обрез, к тому же присутствуют некоторые специфические сложности, поэтому с некоторыми сотрудниками пришлось встречаться вечером вне офиса. Это прозвучало неубедительно, хотя было чистой правдой. Мариам приняла моё объяснение, хотя было видно, что она мне не поверила. И мне бы не было так обидно, если бы меня застукали с любовницей в ресторане, после которого мы бы поехали в гостиницу трахаться. Но в том-то и дело, что в этот раз, и в целом ряду предыдущих аналогичных моментов, недоразумение возникло просто на ровном месте, из ничего.