Себастьян Фолкс - Неделя в декабре

— Да, готова, — ответила Аманда. Все-таки она достаточно счастлива с Роджером, нет, правда.

— Адрес этих непрошеных хозяев у нас имеется?

— Да, он в моей сумочке.

— Тогда вперед, — сказал Роджер. — Хотя погоди, а ключи-то где?

Ключи, как вскоре выяснилось, по-прежнему лежали у него в кармане, и несколько минут спустя семья Мальпассе уже ехала по Глостер-роуд.

— Господи, — сказал Роджер, — поверить не могу, что еще немного — и опять Рождество.

— Да, — отозвалась Аманда, — помню, мне было пять лет, мы переезжали на другую квартиру. И я думала, что Рождество уже никогда не наступит. Мне тогда казалось, что северный олень с подарками появляется раз в десять лет. Впрочем, меня и это устраивало.

— Меня тоже.

— А теперь только успеешь отправить елочные украшения на чердак, а их уже опять пора вытаскивать. Хотя кажется, что и прошло-то всего месяца три-четыре.

— Знаю-знаю, — грустно произнес Роджер, тормозя у пешеходного перехода. — Сдается, мне больше всего нравилось время, когда Рождество наступало только раз в году.

Всякий раз, как они отправлялись в гости на машине, Роджер вел ее туда, а Аманда обратно — это правило и выглядело современным, равным разделением труда, и позволяло Роджеру пить, сколько душа попросит.

Свернув на Кэмпден-Хилл-роуд, Роджер сказал:

— Ну ладно. Перейдем к инструктажу. Ланс и Софи, так? Откуда мы их знаем?

— С Софи, — начала Аманда, слегка подправляя свой макияж с помощью закрепленного на солнечном козырьке зеркальца, — я познакомилась в прошлом году, на вечере, устроенном «Рождеством Юдит» для сбора средств. Она пригласила меня поработать в комитете по детским приютам. Мы с тобой встречались с ней и ее мужем у Симпсонов.

— А, это та, что похожа на мистера Горбачева?

— Нет, это Эльза Тинги. Софи немного полновата, энергична, любит одеваться в розовое и бирюзовое. Руки в браслетиках.

— Правильно, знаю, — сказал Роджер, — у нее еще выговор как у Эдварда Хита. Нужно будет заняться ею после обеда.

— Ну еще бы. А он…

— Я же его по телевизору видел, верно? Серьезный, но какой-то тусклый.

— Верно. Он довольно долго работал в Ассоциированном королевском. Высоко, я думаю, не поднялся, но все же скопил миллионов десять и основал вместе с другом какой-то специализированный фонд.

— Понятно, — сказал Роджер. — А что у них на детском фронте?

В этот миг они добрались до начала Лэдброк-Гроув — перекрестка с Холланд-парк-авеню, двойной светофор которого пропускал машины либо прямо, либо направо. Сворачивая на Гроув, Роджер увидел двигавшийся прямо на него велосипед с выключенным фонариком, — велосипедист, проехавший не на один, а сразу на два красных света, удерживал свою еле ползшую машину в равновесии, умело орудуя педалями, и понемногу пересекал двойной поток шедших на зеленый легковушек и грузовиков, а затем, дважды избежав почти верной смерти, выудил из кармана мобильник и принялся набирать номер. Вокруг с визгом тормозили и виляли, чтобы не врезаться в него, автомобили, он же остановился, упершись обеими ступнями в мостовую, и гневно погрозил водителям свободным кулаком.

— Не проще ли ему было сигануть под поезд метро? — сказал Роджер. — Да, так что там насчет детей Топпингов?

— У них мальчик, говорили, что он ужасно умный и непременно поступит в Кембридж, чтобы заниматься математикой и философией, — Томас, по-моему. А он вдруг взял да и сдал один из школьных экзаменов на «хорошо».

— Вот черт! — сказал Роджер. — Не думал, что тебя по-прежнему интересуют такие штуки.

— Да, я знаю, — ответила Аманда. — В общем, по-моему, он поступил куда-то еще. Ну а кроме него, есть дочь. Имени я не помню. Кажется, Белла.

— Распространенное имя. Не знаешь, как назвать девчонку, называй Беллой.

— И еще один сын, очень милый. Джейкоб или Джейк.

— Какие-нибудь темы, которых мне не следует касаться? — осведомился Роджер.

— У Ланса был когда-то роман с секретаршей, поэтому о таких делах лучше не упоминать.

— Я думал, политикам это не запрещено.

— Не уверена, — сказала Аманда, поднимая солнечный козырек.

— Да вот хоть тот же заместитель премьер-министра, забыл, как его. Поимел секретаршу прямо на столе зала заседаний, застегнул штаны, созвал совещание да еще и председательствовал на нем. И все сочли это совершенно нормальным.

— Правда? — отозвалась Аманда.

— Ну, насколько я знаю, правда. Никто там и глазом не моргнул. В отставку он не подал, его даже недельного оклада не лишили, ничего. Премьер-министр сказал, что все путем. Может, говорит, это помогло бедняге собраться с мыслями. С теми, какие у него были.

Они свернули на Хэрроу-роуд, и в окне машины замелькал Лондон: тротуары и витрины, посеревшие под приглушавшим краски светом натриевых уличных фонарей; затем тускловатая красная вспышка магазина автопокрышек и вечная желтизна китайского, торгующего блюдами на вынос ресторана. Продавец армейских излишков покинул свой угол, который занимал в течение двух десятков лет, и теперь на его месте открылся магазин-салон постельного и столового белья, чопорно выставлявший в витрине уцененные вещи. Два комиссионных мебельных стояли неосвещенными, в краснокирпичном здании церкви тоже было темно, правда, на стене его светилось известие о возможности спасения: «Я вернусь, сказал Господь».

Годы статистического «расцвета» не оставили зримых следов ни на скромных фасадах магазинов, ни на длинных, уходящих к Кенсал-Райз рядах выстроившихся вплотную домов. Сегодня мог стоять тот самый день, когда фондовый индекс достиг наивысшего значения, а мог и тот, начала 1990-х, когда спад добрался до низшей точки, — понять, какой именно, по опрятным, почти не изменившимся с 1945 года улицам было невозможно.

И может быть, как раз в ту секунду, когда машина Мальпассе проехала по холодной черной улице мимо прачечной «Золотая монета», последняя соломинка, двадцать четыре часа назад добавленная в Нью-Йорке перенервничавшим брокером, сломала хребет мировой финансовой системы.

В Хейверинг-Атте-Бауэре Хасан аль-Рашид включил, заперев предварительно дверь своей спальни, компьютер. Настало время в последний раз заглянуть на babesdelight.co.uk. Он щелкнул мышкой на «Оля», выбрал последний снимок, десятый. Затем открыл «Stegwriter» и дважды щелкнул на «Scan». На пленочке, появившейся между раздвигавшими плоть Оли кончиками ее пальцев, никакого сообщения не значилось. Только сокровенную часть молодого женского тела, обрамленную ногтями в белом лаке, Хасан и увидел. Ни слова, ни шанса повернуть назад, подумал он.

И эта мысль поразила его. Он что же, и вправду надеялся, что все отменится в последнюю минуту? Ему стало стыдно. Да нет, его преданность правому делу по-прежнему крепка. И Хасан — как и всякий раз, когда он ловил себя на колебаниях, — принялся размышлять не о вечной истине, не о недоказуемом слове незримого Бога, но об Ираке. О тех британских политиках, которые изобретали поводы для вторжения в мусульманскую страну, отправляя назад профессионально точные отчеты своих шпионов с приказами переписать их так, чтобы в них говорилось то, что этим политикам требовалось; а после, выуживая из интернета студенческие сочинения и переиначивая их в попытках получить подложные основания для уже предрешенного ими курса действий… разве не было это презреннейшим из обманов — таким, до какого и Запад не докатывался еще никогда?