Алексей Березин - Интернет-журнал Виноградова №5, 2012

– Нужно немного пройтись, – говорит Белов. – Так как насчет пройтись?

– Да без проблем. К твоему секретному тайнику с водкой? – пытаюсь пошутить я.

– Да откуда у нас – у пехоты? – весело отвечает капитан. – К артиллеристам пойдем. Они – ребята запасливые. Кстати, ты в карты играешь?

– Только не на деньги.

– Замечательно, – улыбнулся Белов.

Мы идем. Идем молча, о том, что произошло в комнате – ни слова. Белов все понимает. Прекрасно, обожаю, когда меня понимают.

Взбираемся на холм. Отсюда видно траншеи. Вот они. Мой дом – моя крепость! Отсюда отчетливо слышна передовая. Вот щелкнула трехлинейка, а вот очередь из пулемета. Солдаты вяло постреливают друг в друга, а в небо взлетают осветительные ракеты.

– Мы на Скобелевой горе, – говорит Белов, – тут наша самая мощная артиллерия. Сейчас я тебя кое с кем познакомлю.

Я его почти не слышу. Все мое внимание приковано к позициям русских. Я сейчас не могу анализировать позицию, хотя желательно, у меня эйфория. Я как морфинист, который долго себя сдерживал и вот, наконец, получил дозу. Сердце бешено бьется, и, кажется, сейчас выскочит из груди. Ноги несут меня за Беловым, но все мое нутро – в окопе.

Заходим в небольшой бункер. За столом сидят два человека.

– Знакомьтесь, поручик! Это штабс-капитан Мартынов – командир батареи.

– Милютин, – жму ему руку.

– А вот это – наша достопримечательность. Мичман Соболев. Почему достопримечательность, думаю объяснять не нужно.

Гляжу на мичмана и расплываюсь в улыбке. Соболев – мой частый собутыльник в Одессе! Я бы даже сказал, друг.

– Соболь! Рожа водоплавающая, чего ты здесь забыл?!– радости моей нет предела. Это же надо, встретить здесь кого-то из старой жизни!

Мы обнимаемся, жмем друг другу руки и снова обнимаемся. Старый закадычный друг – и здесь, на фронте! О присутствии других офицеров мы и думать забыли.

– Каким ветром тебя сюда занесло, ты же моряк?

– Так получилось – орудия из Кронштадта передали, а расчетов не хватает. Вот и дернули меня с нагретого места! А ты как здесь оказался?

– Я – пехотный, мое дело грязь в окопах месить да вшей давить. Ты ж меня знаешь – где жарко, там и я.

– Ну, жарко здесь, это точно. Господин штабс-капитан, позвольте Вам представить еще раз Милютина Егора – самого везучего сукина сына во всех траншеях этой проклятой войны!

В руках у Мартынова были карты, на столе лежала уже расчерченная пуля. Эх, люблю карты, я жутко азартный человек, но на деньги играть зарекся еще в юности. Так уж вышло. Но пульку когда-никогда расписать я не против.

– Рад знакомству, господин штабс-капитан! Я о Вас читал. Кажется, это Ваша батарея одну «Берту» раздолбала?

– Да, и, если быть до конца точным, этот бравый мичман!

– Он? Не знаю, как сейчас, но раньше он в мишень попадал, если только её забить в дуло!

– Поручик, со всей ответственностью заявляю: идите вы к черту! – мы все посмеялись и стали играть.

***

Бункер мы покинули под утро. Захмелевшие и веселые. От того, что было со мной ночью, и следа не осталось. Я не знаю, водка ли так благотворно подействовала или хорошая компания, но чувствовал я себя просто отлично.

– Егор, – окликнул меня Соболев, – ты завтра что делаешь?

– На передовую ухожу, а что?

– Пообщаться бы! Жаль!

– Извини, дружище, в другой раз. Удачи тебе, снайпер криворукий!

– И тебе, крыса окопная!

Я ушел. Пообщаться…. Нет, Соболь, прости! Я был рад тебя увидеть, но говорить…. О чем? О бесконечных пьянках, драках и разбитых кулаках? Об Анне? Нет, нет и нет! Я от этого всего сбежал на фронт. Я придал своей жизни новый смысл. Я сделал это, а ты нет. Ты – все тот же Сашка Соболь, а я уже не тот Егор. Я дугой. Совсем другой. Нет у нас больше ничего общего, кроме фронта и водки, которую мы сейчас пили. Это – последняя нить, которая нас связывает. И от этого мне стало грустно.

***

Наконец передовая. Под Осовцом я увидел то, чего еще не видел на Юго-Западном фронте – хорошие укрепления, устоявшийся быт солдат. Была в этом непривычная, пугающая стабильность. С такой войной я еще не встречался. В Галиции мы успевали окопаться максимум по пояс, а то и на неукрепленном плоскогорье встречали противника. Там мы либо наступали за валом артиллерии, либо отступали по лесам. Бывало, в пылу наступления, я терял командование ротой просто потому, что немцы нас раскидывали по высоткам. Не было там ничего постоянного. Сегодня мы опрокидываем австрийский фронт, а завтра они опрокидывают нас…

Под Осовцом все по-другому. Это крепость. Тут каждый солдат знает, что он должен делать – оборонять свою траншею, и больше никаких задач перед ним не стоит. Все гениально и просто.

Видно, даже новобранцы прониклись духом Осовца, а ведь они на передовой впервые. Но я уверен, что уже пообщались с ветеранами и теперь они скорее умрут, чем отдадут хоть пядь своей земли. Новобранцы плохо обучены, неопытны, но они мужественны и решительны. Солдаты готовы защищать крепость до конца.

Больше всего меня поразило отсутствие трупов на ничейной земле. Белов сказал, что здесь с этим строго. Похоронные команды работают отлично, тем более сейчас, когда затишье.

Да, Осовец – не Карпаты. Тут война позиционная. За последние три недели – ни одной атаки немцев. Только вялые перестрелки. Линия фронта здесь не менялась уже пять месяцев и все верят, что уже не изменится. «Силенок у них не хватит нас отсюда выкурить!» – говорят солдаты. Они уверены в своих силах, и это хорошо…. с такими бойцами легче. Именно такие обороняли Севастополь и Порт-Артур, такие выигрывают сражения и войны.

Я начал получать удовольствие не только оттого, что я на фронте, но еще оттого, что я именно здесь. Я не ошибся, когда решил продолжать службу именно в Осовце.

Четвертое августа. Я на передовой уже почти неделю. И хоть сейчас военные действия неактивны, все, что я здесь видел, придает мне уверенности и сил. Тут спокойно. Спокойно настолько, насколько это возможно на войне. Правда, длилось это спокойствие до предзакатных часов. Сейчас я впервые попал под обстрел в Осовце.

Нас обстреливают из легких орудий и минометов. Я выскочил из блиндажа. Солдаты лежат на дне траншеи, прикрывая головы от летящих комьев земли. Снаряды ложатся с недолетом. Но это пока. Скоро немцы пристреляются, и будут бить по траншее.

Стою в полный рост, покуриваю. На душе спокойно. Нет страха. Просто курю и смотрю на разрывы снарядов. Не дело такому лихому парню, как я, забиваться в угол под обстрелом из такой мелочи. Совсем не дело.

Одна мина впилась в бруствер справа, засыпав меня комьями земли. Я лишь стряхнул ее с фуражки, не двигаясь с места. И не сдвинусь, пока не докурю.

Я заметил одну вещь: когда люди видят спокойно стоящего под обстрелом человека, они стараются оказаться как можно ближе к нему. Им кажется, что рядом с ним ничего не случится. Тупицы. Как можно не понимать, что жив я до сих пор только благодаря фантастическому везению. Удивительно, но до фронта я везением не отличался. Странные штуки Вы с нами вытворяете, госпожа Война. Может, это – как в математике, умножение минуса на минус? Ведь здесь, на фронте, люди, которые до войны и двух слов связать не могли, пишут в письмах домой пронзительные и нежные стихи; легкомысленные субъекты становятся гениальными полководцами, а неудачники, вроде меня, приобретают просто пугающее везение.