Андрей Шляхов - Клинический случай

— …Я терпела. Мне было больно, обидно, но я терпела. Плакала по ночам, когда никто не видит, в подушку… Я шла сегодня к вам и надеялась на то, что меня здесь, в министерстве, поймут. Я верю, что вы разберетесь… Кому же, если не вам?

В нужный момент дрогнуть голосом или подпустить немного надрыва умеет практически любая женщина. Если три вечера подряд тренироваться перед зеркалом хотя бы по часу, результат будет поистине ошеломляющим. Просто великолепным в своей естественности будет результат! Еще бы очки, чтобы срывать их нервно с лица, протирать стекла платком, а потом возвращать очки на место, а платок долго теребить нервными пальцами. Жаль, не было в Аннином реквизите очков с простыми стеклами без диоптрий. Это надо же — большую часть жизни провести, уткнувшись носом в книжку или, как нынче, — в электронную читалку, и не испортить глаза! Неужели помог рыбий жир, которым до седьмого класса Анну пичкали дома? Вот уж была мерзость, так мерзость, самый распространенный иммуностимулятор Советского Союза, панацея. И добро бы в капсулах выпускали, так нет же — из ложки приходилось пить. Бр-р-р!

Пауза. Вздох. И взгляд вот так, в сторону. Как будто тяжело смотреть в глаза собеседнице. Смотреть тяжело, а говорить надо.

— На вас вся надежда, — тут главное не переиграть, не пересолить. — Но если и вы мне не поверите, я все равно добьюсь справедливости.

— Каким образом? — заглотнула наживку Эмилия Яковлевна.

— Обращусь к министру, найду журналиста, который мне поверит, попрошу поддержки у людей, которые меня хорошо знают. Если эти действия плохо скажутся на моей работе, то я готова уйти в какую-то из частных клиник, лишь бы руки не были бы связаны! Знаете, Эмилия Яковлевна, есть такое слово «принцип»?

— Знаю, — Эмилия Яковлевна поджала губы. — И вы уверены, что добьетесь желаемого? Уверены, что вам удастся доказать свою правоту?

— Уверена, — выдохнула Анна. — Справедливость всегда торжествует. Вопрос времени…

— Напишите свои объяснения! — перебила Эмилия Яковлевна, протягивая Анне тоненькую пачечку чистых листов. — Не торопитесь, постарайтесь, чтобы было разборчиво. Ох уж мне эти врачебные почерки!

«Что, надо обдумать ситуацию?! — возликовала в душе Анна, храня серьезное, немного скорбное выражение лица. — Думай, думай…»

Писать ей разрешили прямо здесь, в кабинете. Аккуратно выводя буковку за буковкой, Анна провозилась минут десять-двенадцать. За это время Эмилия Яковлевна ответила на два телефонных звонка, велела секретарше перенести какого-то Воронова на «шестнадцать тридцать» (Анна живо представила, как платиноголовая, сгибаясь от непосильной ноши, тащит на плечах огромного черного, как смоль, ворона по огромному, размером со стадион, циферблату) и долго просидела с каким-то листком в руках, делая вид, что читает. Но Анна заметила, что глаза Эмилии Яковлевны не бегают по строкам, а смотрят в одну точку.

Прочитав написанное Анной, Эмилия Яковлевна подколола скрепкой объяснительную к жалобе и с таким видом, будто оказывала Анне великую милость, сказала:

— Я отправлю это Валерию Никитовичу. В университете вас знают, пусть вот и разбираются. Им и карты в руки.

— Я могу передать, — Анна с готовностью протянула руку за бумагами (играть простодушную особу, так уж до конца).

— Спасибо, но я лучше отправлю официальным путем. Можете идти, Анна Андреевна. И будьте впредь сдержаннее.

— Буду! — пообещала Анна. — До свидания, Эмилия Яковлевна!

— Прощайте! И пропуск не забудьте отметить у секретаря…

Здесь отмечали пропуск не простым проставлением времени убытия, но и ставили рядом печать. Передавая пропуск Анне, платиноголовая испачкала палец штемпельной краской и тихо, но вполне отчетливо, сказала непечатное слово, совершенно не вяжущееся с ее гламурным обликом. Даже тем, кто обитает в министерских приемных, не чуждо ничто человеческое.

На обратном пути Анне пришлось себя сдерживать. Сначала захотелось пройтись по коридору вприпрыжку, а на лестнице вдруг нахлынуло желание съехать вниз по перилам. Вот уж удивила бы чопорных в своей солидности чинуш.

На улице Анна позволила себе немного «оторваться», шла по Неглинке, размахивая портфелем и тихонько напевала:

Две встречные бабульки, тащившие в руках увесистые пакеты с логотипом супермаркета «Фикси» шарахнулись от Анны в сторону. Не иначе как за наркоманку приняли. Серьезным дамам не положено идти нараспашку (пусть, даже, и в погожий осенний день), размахивать портфелем и петь непонятные песни. Вот если бы Анна чеканила шаг и распевала: «Нам песня строить и жить помогает, она как друг и зовет и ведет…», [37] В. Лебедев-Кумач. «Марш веселых ребят». то ей, возможно, поаплодировали. Но хотелось петь именно то, что звучало внутри.

Аркадий Вениаминович вошел в положение и освободил на целый день. В министерство Анну вызвали к одиннадцати часам, как говорится — ни туда, ни сюда. Не успеешь приехать на работу, как уже пора уезжать, а вернешься уже к концу рабочего дня. Благодаря гуманности шефа в распоряжении Анны оказался целый день. Полдень — это не середина дня, а только его начало. Позабыв о том, что собиралась прикупить себе новых (и старых) фильмов, Анна решила потратить свободное время наилучшим образом — бесцельно пошататься по центру Москвы, поесть где-нибудь мороженого, выпить кофе или, под настроение, пива, только непременно темного. Очень важно — чтобы бесцельно, чтобы ни о чем не думать, не следовать никаким планам, никуда не спешить. Короче говоря, провести несколько часов в свободном полете, вне времени и обязанностей. И что очень важно — в одиночку, потому что любые спутники, даже самые-самые-самые приятные, превращают свободный полет в несвободный.

Ни о чем не думать, ничего не вспоминать, ни к чему не стремиться, ничем себя не ограничивать…

Хотя бы раз в несколько лет.

Хотя бы на несколько часов.

Анну редко будили ранними звонками, настолько редко, что она никогда не отключала телефоны на ночь. Доцент кафедры иммунологии и аллергологии мало кому требуется срочно-срочно. Вот, если бы Анна, к примеру, заведовала бы отделением травматологии или неотложной кардиологии, тогда другое дело.

На определителе высветился неизвестный номер. Скорее всего, кто-то просто ошибся, но если уж проснулась, то почему бы не ответить?