Ольга Карпович - Младший

Но прошло уже двадцать лет, брату сейчас должно быть тридцать восемь, Джереми — на десять лет младше. Впрочем, это как раз ерунда, гримеры все сделают. А с ролью Лешка наверняка бы справился: все-таки бывший спортсмен. А сейчас — известный российский постановщик трюков, прекрасно владеющий разговорным английским. Да, надо признать, заполучить брата было бы большой удачей. Но разве это возможно? Ведь они не общались двадцать лет, не считая дежурных поздравительных емейлов на день рождения и Новый год… И все-таки…

Леонид поднял телефонную трубку, набрал номер и произнес по-английски:

— Будьте добры, мисс, я хочу забронировать авиабилет до Москвы.

— В эфире «Пионерская зорька»! — радостно объявило радио.

Затем скрипнула дверца шкафчика, и грохнула о плиту чугунная сковородка. Зашаркали по полу тапочки, и послышалось глухое недовольное ворчание. По квартире пополз запах поджаренного хлеба.

Не открывая глаз, Ленчик вслушивался в знакомые с детства звуки пробуждающегося дома. Сейчас бабушка забарабанит в дверь соседней комнаты, к брату, и Алешка, зевая и потягиваясь, лениво поплетется в ванную. Затем прошелестит по коридору мать, ткнет в розетку под зеркалом в прихожей щипцы для волос, стащит с кухонного стола кусочек сыра, и бабка привычно возмутится:

— А ну не хватай! Поешь хоть раз по-человечески. От тебя уже кожа да кости остались!

Лене же сегодня спешить некуда. Наоборот, не мешало бы выспаться, все-таки последний день перед соревнованиями. Но разве дадут поспать в этом сумасшедшем доме!

Он поднялся с кровати и распахнул окно. Прохладный апрельский воздух ворвался в комнату, пробежал по многочисленным грамотам, пришпиленным к стене над кроватью. Все они присвоены молодому гимнасту Леониду Макееву за спортивные достижения. Леня натянул домашние трикотажные брюки и принялся за утреннюю гимнастику. Приятно было разминать вялые после сна мышцы, чувствовать, как просыпается и наливается силой легкое и послушное тело, как кровь начинает быстрее бежать по жилам. Сколько раз советовал он брату не забывать про утреннюю зарядку, но мальчишка, кажется, слишком ленивый и безответственный. Ему бы только поваляться в постели подольше. И все эти слова о том, что он хочет стать настоящим спортсменом, — пустые обещания. Нет, ничего из Лешки не выйдет, это Леонид знал наверняка.

Подтягиваясь на прибитом над дверью турнике, Леня изучал свое отражение в зеркале в прихожей. Оттуда на него смотрел двадцатидвухлетний подтянутый парень. Тело было легким, сухим, поджарым, под кожей рельефно выделялись натренированные мышцы. Не зря тренер настаивал на том, чтобы Леня последние две недели перед соревнованиями соблюдал белковую диету. Сейчас он в отличной форме, и завтра всем его соперникам придется в этом убедиться.

Ленчик спрыгнул с турника и прошел по коридору в кухню.

Все дружное семейство было в сборе и располагалось за накрытым к завтраку столом. Впрочем, назвать их дружными можно было только с натяжкой. Хотя бы потому, что все члены семьи носили разные фамилии. Квартира, просторная четырехкомнатная «сталинка», принадлежала бабушке, Валентине Васильевне Зиновьевой. На самом деле дали ее когда-то деду-генералу, но суровый и властный старик, обеспечив потомков жилплощадью, весьма своевременно отправился в мир иной. После его смерти «семейным генералом» стала бабушка, пережившая войну, голодные годы, аресты близких друзей и знакомых. Эти события превратили Валентину Васильевну в худую жилистую старуху, главного семейного полководца и тирана. Ее постоянная тревога за семью и забота о домочадцах выражались в непреодолимой потребности командовать, решать все насущные вопросы не только за себя, но и за окружающих, жестко пресекать неповиновение и держать родственников в ежовых рукавицах. Казалось, голубая мечта Валентины Васильевны заключается в том, чтобы дочь и внуки круглые сутки маршировали по квартире под ее командованием и отдавали ей честь.

Неудивительно, что единственная дочь Валентины Васильевны, Лара, и сейчас, в свои сорок два, оставалась капризным, неприспособленным к жизни ребенком. Временами она пыталась бунтовать против диктата матери, однако характера Ларисы обычно хватало лишь на то, чтобы провернуть какую-нибудь дикую выходку, а затем в испуге прибежать обратно с просьбой о помощи. Старуха сурово отчитывала непутевое дитя, но неизменно становилась на его защиту.

Леонид родился как раз в результате одного из таких «закидонов» Ларисы. Девятнадцатилетней девчонкой она сбежала из дома с цирковым артистом, а через полгода вернулась с фингалом под глазом и пятимесячным животом. Отец ребенка в доме так и не появился, и Леня рос под заботливой тяжелой дланью Валентины Васильевны, воспринимая мать скорее как подругу и неизменную участницу всяческих проказ. Когда ему было шесть, Лариса наконец-то выскочила замуж. Однако старший научный сотрудник Лазарев, не выдержав непримиримой борьбы за власть с Валентиной Васильевной, в доме долго не задержался и бесследно исчез, когда Алешке было два года. С тех пор Лара успела попытать семейного счастья еще пару раз, и мальчики не всегда могли вспомнить, чью фамилию их драгоценная родительница носит на данный момент.

— Доброе утро! — поздоровался Леонид, заглядывая в кухню.

Посреди стола на старинном фарфоровом блюде возвышалась пирамида золотистых гренок. Алеша сосредоточенно сдирал зеленую фольговую крышку с кефирной бутылки. Лариса равнодушно ковыряла чайной ложкой творожный сырок.

— Ленечка! — расплылась в улыбке мать.

— Здорово! — бросил Алеша.

У пятнадцатилетнего братца наступил переходный возраст, и он изо всех сил корчил из себя грубоватого и немногословного мачо.

— Чай остыл! — недовольно сообщила бабушка.

— Да фигня! — махнул рукой Леня, усаживаясь за стол.

— Леонид, что за выражения, — сдвинула брови Валентина Васильевна.

В дальней комнате заверещал телефон. Мать, просияв, вскочила из-за стола с криком «Это меня!» и умчалась по коридору. Алешка хохотнул и немедленно закашлялся, подавившись кефиром. Бабушка с готовностью приложила его ладонью по спине, и мальчишка, охнув, буркнул:

— Спасибо!

За окном медленно кружились снежинки, опускаясь на широкий подоконник, и тут же таяли. Весна в этом году никак не хотела наступать. И спрятавшийся между одинаковыми каменными домами сталинской постройки двор был все таким же серым, как и зимой. Хорошо, хоть лед на круто сбегавшей к их подъезду дорожке уже стаял и бабке больше не приходилось, возвращаясь домой из магазина, пробираться мелкими шажочками под стеной соседского дома. Радио взревело пионерской песней, и Алеша заторопился в школу, но на пороге вдруг задержался.