Нделе Мокосо - Не у дел

В час дня по радио передали сообщение об изменениях в составе руководства страны. Преемником Мартина стал его заместитель. О нем же самом не было сказано ни слова, от него избавились — и все. Что ждет его в будущем? Получит ли он новое назначение? И стоит ли ему вообще надеяться на что-то? Сколько может продлиться эта неопределенность? Некоторые находились в таком положении долгие годы.

Мартин решил не предаваться отчаянию. Но кое о чем следовало тотчас же позаботиться. Где им с семьей жить после того, как придется освободить квартиру в этом фешенебельном квартале? Надо спешить, пока их не выставили отсюда. Но дом в деревне еще не достроен. И как ему теперь жить на мизерное, значительно урезанное жалованье без всяких дотаций?

— Придумаем что-нибудь. — Он выключил радио и встал, чтобы принести себе что-нибудь выпить.

В холодильнике оставалась бутылка шампанского. Мартин прикинул в уме количество выпитых бутылок с той поры, как был назначен министром. Этой предстояло стать последней, пока для него не наступят лучшие дни.

В голове мелькали обрывочные мысли, когда он открывал бутылку. Из задумчивости его вывел резкий рывок пробки, выстреливший в потолок. Чудесная пенистая струя окатила Мартина с головы до ног — бутылка была наполовину пуста!

— Поток благодеяний, — усмехнулся он, наполняя стакан, но едва успел пригубить его, как зазвонил телефон.

— Ну, вот и первые соболезнования, — пробурчал Мартин, снимая трубку.

Звонила жена из загородного дома. Он облегченно вздохнул — домашние уже все знали…

— Как они посмели так поступить с тобой? — Ее голос дрожал. Она сказала, что очень хочет быть рядом с ним в эти трудные минуты. Из разговора с женой он понял, что члены семьи собрались в их доме, чтобы утешить ее, но уже начали расходиться.

Затем трубку взял тесть Мартина.

— Прими это как мужчина. Здесь все как на войне. А чего ты еще ждал? Либо ты убиваешь, либо сам погибаешь. Да, именно так! Мы были бы опозорены, если бы ты брал взятки или растратил казенные деньги и угодил в тюрьму. Избави бог! А это лишь временные трудности, можешь мне поверить. И не огорчайся, все образуется.

Мартин положил трубку. От сердца отлегло. Тесть говорит, что это временные трудности, и верит, что Мартин снова будет на коне. «Возможно, для меня не все потеряно», — успокаивал он себя.

Мартин Нгомбе принадлежал к так называемому «высшему эшелону власти». Он состоял на государственной службе еще во времена колониального правления и прошел суровую школу жизни прежде, чем занять столь завидный пост бессменного помощника министра. Эра после принятия независимости с ее неистовым стремлением во всем догнать развитые страны вынесла его на самый верх — он стал министром.

Мартин был одним из тех добросовестных чиновников, умудренных опытом, кого называют «здравомыслящими профессионалами». Он всегда строго придерживался буквы закона, оттого его считали чересчур требовательным и не в меру дотошным — смысл сих слов предполагал, что Мартин явно в чем-то переусердствовал, а проще — пришелся не ко двору.

Поговаривали, что он лично проводил опись имущества на одной официальной резиденции, бывшего хозяина которой отстранили от должности по подозрению в том, что очень многие вещи, включая ковры, перекочевали из этой резиденции в его загородную виллу. Расследование все подтвердило, и крупный чиновник был оштрафован на приличную сумму.

Многие признавали, что Мартин честен, неподкупен и работает, невзирая на лица, в духе доброй британской традиции: «Политические партии сменяют друг друга, но чиновники остаются». Другие, обсуждая его смещение с поста, намекали, что он якобы пытался очернить аппарат в целом, изобличал сотрудников во взятках и махинациях, высмеивал повсюду их расхлябанность и некомпетентность. К тому же Мартина возненавидели родственники изобличенного чиновника, которых в его министерстве было, увы, предостаточно. Они не могли простить ему, что он опорочил их брата. Но и это еще не все. В определенных кругах придерживались того мнения, что истинная причина его падения имеет совсем иную подоплеку: речь шла о постоянной борьбе за власть между двумя крупными группировками. Соплеменники Мартина занимали многие ключевые посты в стране, а их могущественные враги всячески пытались воспрепятствовать усилению своих соперников. При таком развороте событий отставка Мартина становилась понятной. Для одних — это был триумф, для других — катастрофа.

Размышления Мартина вновь были прерваны. На этот раз слабым стуком в дверь. Он открыл ее. На пороге сгрудилась его прислуга — садовник, водитель, повар, управляющий и курьер, единственный родственник, взятый им на работу в министерство. Новость потрясла их. Они стояли перед ним в слезах и удрученно молчали. Мартин понял. Конечно, он был с ними добр и обращался по-человечески. И хотя они не принадлежали к его клану, оснований сомневаться в их искренности у него не было.

Он поблагодарил всех за проявление добрых чувств и пообещал помочь им сохранить прежнее место работы. При прощании садовник неожиданно осмелел:

— Пусть хозяин воспримет это как мужчина.

Остальные одобрительно закивали, а повар даже произнес «аминь» с таким волнением, что все бессознательно сложили руки на груди.

Сейчас, оставшись наедине с самим собой, Мартин решил позвонить одному из своих самых близких и влиятельных друзей. Но этот звонок не оправдал его надежд, оставив в душе неприятный осадок. Друг даже не подошел к телефону, а спросил через своего управляющего, о чем, собственно, он хочет с ним говорить. С этого момента и начались огорчения Мартина по поводу необъяснимого поведения бывших друзей и коллег. Одни находили всевозможные предлоги: лишь бы отделаться от него. Другие были слишком заняты, чтобы болтать по телефону. Он терялся в догадках, что же происходит.

Разве не эти люди еще недавно осаждали его дом? Разве не они вваливались к нему с бутылками шампанского, чтобы отметить его повышение? Это они желали ему удачи и счастья! Это они приходили к нему за помощью, а многие до сих пор должны ему деньги, которыми он их охотно ссужал. В сущности, двери его дома были широко открыты для всех. Люди приезжали неизвестно откуда и безо всякого приглашения, но их всегда ждал радушный прием и щедрое угощение. Поэтому Мартину казалось странным, что его неприятности никого не тронули и не вызвали ни в ком хотя бы малейшего сочувствия. Мартин не мог с этим смириться: на кого-то он обижался, кой-кого даже пробовал пристыдить.