Джин Сэссон - Майада. Дочь Ирака

Майада рассказала не все; у истории был печальный конец. Статью опубликовали во второй раз с упоминанием о награде Саддама — такрим, как ее называют в Ираке. Майаду представили в качестве автора и напечатали фотографию. В итоге она получила мешки писем от солдат с фронта. Одно письмо она никогда не забудет: его прислал некий безымянный солдат. Он признался, что всегда с нетерпением ждал ее статей, но больше не будет этого делать, потому что теперь ему ясно: она — «одна из них», то есть приверженка Саддама, и пишет только то, что ей велят. Это письмо сильно обидело Майаду, потому что никто и никогда не указывал ей, что писать. Она не делала политических комментариев в соответствии с линией партии, а говорила то, что знала о жизни и любви. Так уж получилось, что Саддаму понравились ее сочинения.

Майада сказала женщинам-теням:

— Третью награду я получила в 1983 году, когда вернулась после длительной командировки в Судан и написала статью «Вертикальные лучи солнца», подразумевая сильную жару в этой стране. В ней я рассказывала о царившей там бедности. Когда я находилась в Судане, то поняла, как сильно люблю Ирак.

Со мной опять связались из Министерства информации. Меня предупредили, что президент собирается вручить мне такрим , и я должна приехать во дворец на следующий день без четверти пять.

Ноябрь подходил к концу, но на улице все еще было тепло. Когда я прибыла туда, я видела, что у дворца собрались толпы мужчин, женщин и детей, и сначала подумала, что там проводится ярмарка или другое развлекательное мероприятие. Но, приглядевшись, я поняла, что сборище не кажется веселым. Напротив, все выглядели очень печально. Женщины в черных одеждах оплакивали мужей и сыновей, погибших на фронте. Я подумала, что дворец выглядит так же прискорбно, как бедные иракцы, которые на корточках сидят на газоне. Затем я вспомнила, что прибыль от продажи нефти сжирает война, и потому их бедность никого не должна удивлять.

Вдруг я поняла, что люди пришли сюда за деньгами. Я слышала в новостях, что каждая овдовевшая женщина или семья, потерявшая сына, получает 5000 иракских динаров [15 500 долларов]. Эти выплаты назывались диия , компенсацией за смерть. Я знала, как это делается: Саддам будет принимать по пять человек за раз. Посетители отдадут ему письма, в которых сказано, где убит их отец или сын. Саддам прочитает письмо и напишет резолюцию: сколько денег следует дать тому или иному человеку. Затем проситель отнесет письмо в бухгалтерию дворца, где ему выдадут деньги.

Сначала правительство выплачивало компенсации, но вскоре средства закончились. Слишком много людей погибло. Мне говорили, что средства поступали от правительств Саудовской Аравии и Кувейта. Иран стал нашим военным противником, и кувейтские семьи Аль-Сабах и Аль-Сауд из Саудовской Аравии платили Саддаму за то, что он избавляет их от хлопот с Ираном.

Когда я вошла во дворец, секретарь быстро провел меня в кабинет Хусейна Камиля. В то время он был офицером среднего ранга, но затем женился на Рагад, старшей дочери президента, и стал одним из преданных ему убийц. Да, Камилю повезло, но вскоре удача ему изменила: Удей, старший сын Саддама, позавидовал тому, что Камиль присваивает огромные суммы, предназначенные на различные правительственные проекты. Удей стал заклятым врагом шурина. Все знают, что он безумен. Камиль понимал, что когда-нибудь Удей убьет его, и бежал в Иорданию. Он оскорбил Саддама тем, что предал его, рассказывая врагам все, что знал о военных программах Ирака. Президент обманом заставил его вернуться в страну: он поклялся на Коране, что никогда не причинит вреда отцу своих внуков. Камиль, глупец, поверил, вернулся, и, разумеется, через несколько дней его убили.

Но в тот день, когда я его увидела, Камиль еще не был в фаворе — или в опале. — Майада хихикнула и прикрыла рот ладонью. — Знаете, он сразу вызвал у меня отвращение. Дело не в том, что он был некрасивым, низкорослым мужчиной с большим крючковатым носом, свисавшим на большие кустистые усы. Мне стало противно, когда я взглянула в его глаза. Они были наполнены презрением к окружающим, включая меня.

Однако он усердно выполнял свои обязанности. Вместе со мной пришли поэт и музыкант. Их пригласили, чтобы вручить награды за искусство.

Оба показались мне очень необычными людьми. У высокого смуглого музыканта глаза горели от счастья. Он написал патриотическую песню, которая сразу стала популярной. Мелодия и правда запоминающаяся. Саддам приказал, чтобы ее играли на всех военных постах. В ней есть такие строки: «О родина, твоя земля пусть станет мне кафуром» [вещество, которым мусульмане брызгают на саван покойного, прежде чем предать тело земле]. Вы помните эту песню?

Несколько женщин кивнули, а Самара подняла голову и напела несколько нот.

— Поэт, маленький худой мужчина с желтоватой кожей, был полной противоположностью музыканту. Он написал стихотворение, прославляющее величие Саддама. В нем говорилось о любви, которую все иракцы испытывают к президенту.

Вскоре нас провели в другую комнату. Меня позвали к Саддаму еще до того, как к нему вошли поэт и музыкант. Когда я выходила из комнаты, эти двое так радовались предстоящей первой встрече с Саддамом, что музыкант вскочил с кресла и запел свою песню, а поэт начал цитировать стихи.

Самара рассмеялась, и Майада ее под держала.

— Я была рада, что ушла оттуда. Но пока меня вели по длинному коридору, их голоса звенели у меня в голове.

Женщины-тени расхохотались.

Майада, успокоившись, продолжила:

— Эта встреча была не похожа на другие. Когда я увидела Саддама, он показался мне встревоженным. Я поняла, что его дурное настроение объясняется тем, что война с Ираном идет не очень успешно. Саддам недооценил Хомейни. Меня до сих пор колотит, когда я вспоминаю, что Хомейни заставлял маленьких детей разряжать мины. Как Ирак мог сражаться с таким противником?

Саддам похвалил мои статьи и сказал, что ему нравится мое свободомыслие. Он добавил, что и не ожидал ничего другого от внучки Сати Аль-Хусри. Затем он стан торопливо говорить о том, что люди ошибаются, думая, что он не одобряет, когда журналисты выражают свое мнение. Он сказал, что я дарю людям свободу, и это похвально; меньше всего ему хочется, чтобы журналисты облачались в униформу. Никогда не забуду, как он заявил, что иракцы не должны думать только о войне. Он добавил, что любовь верной женщины — мечта каждого мужчины.

В общем, я была так изумлена его разглагольствованиями о свободе, что с трудом нашлась что ответить. Он улыбнулся и сказал: «Давай сфотографируемся».

Я поняла, что он хочет как можно быстрее завершить встречу, и сказала, что горжусь тем, что у меня уже есть фотография с Его Высочеством. Я не хотела отнимать у него время, ведь шла война.