Пол Остер - Стеклянный город

На следующий вечер Куин был наготове. Он лежал на кровати, листал «Спортивные новости» и ждал, когда незнакомец позвонит в третий раз. Время от времени, когда нервы не выдерживали, он вставал и начинал мерить шагами комнату. Поставил пластинку — оперу Гайдна «Il Mondo della Luna» — и прослушал ее от начала до конца. Он ждал и ждал. Только в половине третьего он решил наконец, что ждать больше смысла не имеет, и лег спать.

Куин ждал звонка и на следующий день, и через день тоже. И вот, когда он счел, что ждать больше нечего, телефон зазвонил снова. Было это девятнадцатого мая. Дату он запомнил, потому что в этот день была годовщина свадьбы его родителей (верней, была бы, если б его родители были живы); мать когда-то призналась, что зачат он был в первую брачную ночь, и это обстоятельство всегда представлялось ему очень трогательным, ведь теперь он знал день, с которого можно отсчитывать свое существование. Уже многие годы свой день рождения он тайком праздновал именно в этот день. На этот раз телефон зазвонил раньше, чем в предыдущие вечера — не было еще одиннадцати, и Куин решил, что звонит кто-то другой.

— Алло? — сказал он.

И вновь на другом конце провода промолчали. Куин сразу понял, что это тот же самый человек.

— Алло? Чем я могу вам помочь?

— Да, — раздалось наконец в трубке. Тот же тихий металлический голос, то же отчаянье в голосе. — Да. Теперь это необходимо. И как можно скорее.

— Что необходимо?

— Поговорить. Прямо сейчас. Поговорить немедленно. Да.

— А с кем вы хотите поговорить?

— С вами. С Остером. С человеком по имени Пол Остер.

На этот раз Куин не колебался ни секунды. Он знал, что надо делать, и теперь, когда время настало, сделал это не раздумывая:

— Я у телефона, — сказал он. — Остер слушает.

— Наконец-то. Наконец-то вы нашлись. — В голосе прозвучало облегчение, собеседник успокоился.

— Совершенно верно, — сказал Куин. — Наконец-то. — Он выдержал паузу, чтобы его собеседник, да и он сам, могли вдуматься в смысл этого слова. — Что я могу для вас сделать?

— Мне нужна помощь. Мне грозит опасность. Говорят, в таких делах вам нет равных.

— Смотря в каких. Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду смерть. Смерть и убийство.

— Это не совсем по моей части, — сказал Куин. — Я людей не убиваю.

— Ясное дело. — В голосе прозвучало раздражение. — Тут все наоборот.

— Кто-то хочет убить вас?

— Да, убить меня. Совершенно верно. Меня собираются убить.

— И вы хотите, чтобы я защитил вас?

— Да, чтобы вы защитили меня. И нашли человека, который собирается меня убить.

— Вы не знаете, кто это?

— Нет, знаю. Конечно знаю. Но я не знаю, где он.

— Поподробнее рассказать можете?

— Не сейчас. Не по телефону. Это очень опасно. Вы должны приехать.

— Давайте завтра?

— Хорошо. Завтра. Пораньше. Завтра утром.

— В десять утра?

— Хорошо. В десять. — Голос в трубке продиктовал адрес: Ист, 69-я стрит. — Не забудьте, мистер Остер. Вы должны прийти.

— Не беспокойтесь, — сказал Куин. — Приду.

На следующее утро Куин проснулся раньше обычного; так рано он не вставал уже несколько недель. Пока он пил кофе, мазал тост маслом и просматривал отчет о бейсбольных матчах в газете («Метрополитенс» опять проиграл: два — один, из-за досадной ошибки в последнем иннинге), он никак не мог свыкнуться с мыслью, что сегодня утром у него деловая встреча. Само по себе словосочетание «деловая встреча» казалось ему странным. Собственно, деловая встреча была не у него, деловая встреча была у Пола Остера, а кто такой Пол Остер, Куин понятия не имел.

И тем не менее он поймал себя на том, что вполне достоверно подражает человеку, который готовится выйти на улицу. Убрал со стола посуду, бросил газету на диван, пошел в ванную, принял душ, побрился, вернулся в спальню завернутый в два полотенца, открыл платяной шкаф и начал одеваться. С удивлением обнаружил, что потянулся к пиджаку и галстуку. Последний раз Куин надевал галстук, собираясь на похороны жены и сына, и даже не помнил, есть ли у него галстук. Нет, вот он, висит среди останков его гардероба. Белую рубашку он забраковал как слишком официальную и выбрал серую в красную клетку, с серым галстуком. Одевался он в состоянии, близком к трансу.

Только взявшись за ручку двери, Куин впервые заподозрил, что у него на уме. «Я, кажется, собираюсь на улицу, — сказал он себе. — Но если я ухожу, то, спрашивается, куда?» На этот вопрос у него не нашлось ответа и часом позже, когда он выходил из автобуса номер четыре на перекрестке 70-й стрит и Пятой авеню. По одну сторону от него находился парк, зеленевший под утренним солнцем, с резко очерченными, подвижными тенями; по другую — «Фрик», белый и суровый, словно отданный во власть мертвым. В этот момент ему почему-то вспомнилась картина Вермеера «Солдат и смеющаяся женщина», и он попытался вспомнить выражение лица девушки, ее руку с чашкой, красную безликую спину солдата. Он мысленно увидел висящую на стене синюю карту и льющийся в окно солнечный свет — сейчас он купался в таком же. Он шел. Пересекал улицу и двигался на восток. На Мэдисон авеню Куин повернул направо и один квартал шел на юг, затем повернул налево и тут только понял, где находится. «Кажется, пришел», — сказал он себе. Он приблизился к дому и остановился. Ему вдруг стало все равно. Он ощутил исключительное спокойствие, как будто все, что должно было с ним случиться, уже случилось. Открывая дверь с улицы, он дал себе последний совет: «Если все это действительно происходит, надо смотреть в оба».

Дверь в квартиру открыла женщина. Для Куина это почему-то явилось полной неожиданностью, выбило его из колеи. Он почувствовал, что не поспевает за ходом событий. Не успел он свыкнуться с присутствием этой женщины, описать ее самому себе и составить о ней впечатление — а она уже говорила с ним, вынуждала его отвечать. Стало быть, уже в эти первые минуты он потерял над собой контроль. В дальнейшем, раздумывая обо всем происшедшем, ему удалось восстановить в памяти встречу с этой женщиной. Но это была работа памяти, а он знал: вспоминающееся имеет обыкновение искажать вспоминаемое. А потому доверяться воспоминаниям нельзя.

Женщине было лет тридцать, самое большее — тридцать пять; ниже среднего роста; полновата — или пышнотела, можно и так сказать; темные волосы, темные глаза, выражение этих темных глаз одновременно и строгое, и чуть игривое. Черное платье и густо-красная помада.

— Мистер Остер? — Вежливая улыбочка. Вопросительный наклон головы.

— Совершенно верно, — ответил Куин. — Пол Остер.

— А я — Вирджиния Стилмен. Жена Питера. Он ждет вас с восьми часов.

— Мы договаривались на десять, — сказал Куин и посмотрел на часы. Было ровно десять.