Айи Арма - Осколки

— Три, — сказал один из мужчин, приехавших вместе с Баако.

Инженер вынул три пропуска и размашисто написал на них «спецочередность». Протягивая третий пропуск Баако, он поглядел ему в глаза и проговорил: — Есть только один способ избавиться от всего этого. Так чего же вы здесь сидите?

Двое других мужчин нервно посмеивались, пока не подошли к гостинице.

В номер сквозь противомоскитные сетки на окнах задувал вечерний ветерок. Коридорный постучался в дверь и спросил:

— Когда господина и госпожу разбудить? Я приду разбудить, когда они скажут.

— Спасибо, нас не надо будить. Мы проснемся сами, — ответил Баако — очень странно, на взгляд коридорного. Он пожелал им спокойной ночи и бесшумно, словно призрак, удалился.

Когда они вошли в ванную, Хуана разделась и, став под душ, чуть-чуть открутила кран, так что вода потекла медленными, ленивыми струйками. Баако прислонился к двери и рассеянно смотрел на Хуану, думая о чем-то своем. Потом он сообразил, что надо раздеться, но непрошеные воспоминания одолевали его, и он никак не мог избавиться от оцепенения.

— Баако!

Попавшая ей в рот вода сделала ее голос звонко журчащим, и этот чистый звук вернул его к действительности.

— Иди ко мне.

Она посторонилась, чтобы пустить его под душ, и полностью открыла кран, и на миг у него перехватило дыхание. Он привлек ее к себе, под льющуюся воду, и сколько-то времени стоял к ней вплотную, молча, а потом отступил и, не думая ни о чем, долго смотрел на нее. Она намылила его, и он смыл пену, и, нагнувшись, дотронулся руками до ее щиколоток, и, легко касаясь пальцами влажной кожи, медленно поднял руки, а когда его ладони оказались на уровне ее шеи, она, повинуясь его легкому движению, прильнула к нему, и он поцеловал ее, а потом, дотянувшись до полотенец, набросил одно из них ей на плечи.

Прохладный ветерок, предвещающий дождь, наполнял комнату свежим ароматом созревших манговых плодов и тонкой сухой пылью, а чуть влажные простыни казались теплыми и приятно успокаивали кожу.

Они оба не спали. Он слышал ее дыхание, оно было легким и свободным, но временами тяжелый вздох вырывался из ее груди, и тогда она чуть сильнее сжимала его руку. Он бездумно смотрел вверх на пятно света от керосинового фонаря с прикрученным фитилем, и ему казалось, что это освещенное закатным солнцем окно, которое паук оплел черной паутиной. Хуана теперь дышала глубоко и ровно, как дышат спящие.

Баако встал и бесшумно оделся. На улице моросило, но это был скорее очень плотный туман, чем дождь. Шагая по толстому слою слежавшейся пыли под манговыми деревьями, Баако вышел на дорогу и свернул к реке. Он шел медленно и чувствовал, что его лицо покрывается мелкими капельками влаги. А спину холодил понемногу подсыхающий пот.

В полумиле от него, у переправы, беспокойно мигали огоньки керосиновых фонарей. Сзади послышались шаги, и, оглянувшись, он увидел Хуану. Они взялись за руки и пошли к реке.

На берегу все было совсем не так, как днем. Темную тишину не нарушали ни проклятия осатаневших, потных людей, ни надсадный рев двигателей. Ветер, тянувший с реки, разгонял влажный туман и тушил то один фонарь, то другой. Шоферы — их тут собралось человек восемь, — изредка обмениваясь негромкими репликами, отводили от причала машины. Потом один грузовик подъехал к самому берегу, и его фары ярко осветили черную воду.

Когда Баако подошел к группе шоферов, кто-то из них досадливо крикнул:

— Эй, господин, вы бы не мешались под ногами!

Баако посторонился. Ему хотелось воскликнуть: «Ну какой же я вам господин?» — однако он удержался и, положив руку на плечо прогонявшему его шоферу, сказал только:

— Да я ведь думал помочь.

Ответом ему было угрюмое молчание. К бамперу грузовика с включенными фарами привязали две веревки, потом один из шоферов обмотал их концы вокруг талии, залез в реку, подплыл к тому месту, где утонула машина Скидо, и нырнул, чтобы закрепить их. Водитель грузовика завел мотор, дал задний ход, и одна из веревок сразу же оборвалась.

— Намочите их, — сказал Баако. — Намочите обе веревки.

Прогонявший Баако шофер недоверчиво посмотрел на него, но все же отвязал веревки и, подойдя к берегу, окунул их в воду. Грузовик опять подъехал к реке, веревки привязали снова, и водитель, включив заднюю передачу, начал осторожно прибавлять обороты. Грузовик медленно сдвинулся с места и, чуть пробуксовывая, съезжая вбок, отполз на несколько ярдов назад. По реке побежали круговые волны.

Два человека прыгнули в воду и, добравшись до центра расходящихся кругов, несколько раз нырнули. После четвертой попытки они тяжело поплыли к берегу, и Баако понял, что они нашли тело Скидо. Утопленника вытащили, и свет фар раздробился в каплях воды на его черной коже.

Хуана нагнулась, чтобы осмотреть труп.

— Чего ей тут надо? — раздался из темноты мужской голос.

— Так она, может, доктор, — откликнулся другой, женский.

— A-а.

Хуана подняла голову и подозвала Баако.

— Помоги мне перевернуть его, — сказала она. — Надо, чтобы вытекла вода.

Баако присел рядом с утопленником и подсунул руки под его холодное плечо. Из темноты выдвинулись еще двое мужчин, и один, отстранив Хуану, взялся за ноги, а другой, вместе с Баако, — за плечи. Покойника подняли, и фары полностью осветили его. Раздавленная плоская голова свесилась вниз, и третий шофер подошел, чтобы поддержать ее. С тела утопленника частым дождиком капала вода, а когда его перевернули и положили на землю, из его открытого рта с бульканьем хлынул ручей и по отлогому берегу заструился к реке.

Высокая женщина, та самая, которая догадалась, что Хуана врач, сняла с себя кенте и накрыла им труп; было видно, как в свете фар блестит ее голая спина. Женщина не плакала. Она лишь тоскливо и словно про себя сказала:

— Эх, Скидо…

— Жена? — спросил Баако стоявшего рядом с ним шофера.

— А я откуда знаю? — со злобой ответил тот и торопливо отошел.

Начали расходиться и другие; вскоре на берегу осталось только два человека; они поблагодарили Хуану и Баако, а потом, подняв утопленника, вынесли его на дорогу и исчезли в ночной темноте.

Обратный путь показался Баако очень долгим. Его одежда, отсыревшая от мороси и холодной испарины, прилипла к телу, так что он продрог до костей.

Вернувшись в номер, Баако закрыл ставни, насухо вытерся и залез в кровать. Он тесно прижался к Хуане, стараясь согреться. Она приподнялась, дотянулась до лежащего в ногах одеяла и укрыла Баако и себя с головой. Потом прижала ладони к его щекам, и он, чувствуя себя совершенно обессиленным, поцеловал ее. Она сдавила пальцами его сосок, и ему стало больно, но желание, почти против воли, все же поднялось в нем. Хуана легла на спину и, прижав его к себе, сказала: