Ирина Степановская - Экспертиза любви

Областная больница располагалась в другой части города, но вечерние пробки еще не начались. Лена и Соболевский быстро проехали прилегающие к тополиному парку улицы, миновали несколько второстепенных площадей, проскочили центр. Теперь вперед мимо центрального рынка. Здесь всегда затор.

Так и есть. Все прилегающие к рынку тротуары были завалены горами дынь и арбузов. Рынок круглый, будто стадион, — а вокруг него палатки с зелеными тяжелыми мячами. Торгуют с грузовых машин, с прицепов, с легковушек. В этом году — невиданный урожай — жаркое лето. Лена вдруг будто ощутила на языке сладкую, хрупкую мякоть арбуза, плоские косточки — скользкие, темно-коричневые, почти черные. Отец не умел выбирать арбузы, Лену учила мама — смотри по хвостику. Если тонкий, скрученный, будто высохший — тот и бери, значит, спелый. У спелых плодов хвостик отсыхает.

— Пожалуйста, приоткрой окно.

— Кондиционер же включен? — Игорь, как все водители, терпеть не мог, когда в салон проникала пыль.

— Нет, я хочу ощутить запах улицы.

Он нажал на кнопку, стекло поползло вниз.

— Мне этот запах позднего лета первый год часто снился в Москве.

— Уже ранняя осень.

— Пускай. В Москве в сентябре часто уже холодно, туманно, темно.

— А здесь — пыльно, грязно, сухо и громко.

— Громко… В этом ты прав. — Лена усмехнулась. — Сколько я себя помню, в этом районе всегда шумно, как на азиатском базаре. И очень пестро. Но в этом есть своя красота. В Москве рынки закрытые — в зданиях, в ангарах. Или палатки. Палатки, палатки… целые палаточные городки. Как городки беженцев, которые на этих рынках работают. А здесь, как на Древнем Востоке. Все открыто. Торговля прямо на улице, без прилавка. С земли. Куда только смотрит санэпидстанция? Не хватает только ковров и бархатных тюбетеек.

— Сказать тебе, куда она смотрит?

Лена повернулась к нему.

— Ты не любишь наш город?

Он подумал: какое усталое у нее лицо. Нос заострился. Под глазами — тени.

— Есть города на свете и получше.

— Какие?

— Разные. Я тебе потом о них расскажу.

Они пробрались сквозь скопление машин, как сквозь толпу баранов, шедшую без погонщика, и вырвались на последний простор. Длинная улица заканчивалась белой восьмиэтажной громадой. Областная больница.

— Приехали.

Со стороны приемного отделения — машины «Скорой» в ряд. Водители дремлют, поджидая докторов.

— Ты когда вернешься? Я все-таки дежурю.

Она открыла дверцу, помедлила на мгновение.

— Я должна выяснить одно дело. Ты извини меня, но я не могу дышать, пока не пойму одну вещь… Я тебе потом расскажу. Ты не обижайся.

— Ну, иди. — Он махнул рукой. — Только иди уверенно. Тогда — не остановят. Дорогу знаешь?

— Знаю. Я к маме иду. У меня мама здесь работает. — Лена скользнула с сиденья, на миг задержалась у дверцы. — Я постараюсь недолго. — Она повернулась и быстро пошла к дверям приемного отделения.

— Лена!

Лена сначала даже не поняла, кто ее зовет. Какая-то женщина в синем форменном костюме «Скорой» с белой надписью на спине. Да кто бы ее ни звал, какая разница? Никакие женщины в мире, кроме мамы, ее сейчас не волновали.

— Ты к маме?

Лена на секунду остановилась. Господи, это же тетя Таня, мамина подруга.

— Ой, вы извините меня, я очень тороплюсь… — Лена увернулась от мощных объятий и побежала к дверям.

— Как ты выросла, Леночка! К маме, что ли, бежишь? — Но Лена не остановилась, только махнула.

Татьяна с недоумением посмотрела ей вслед, подошла к своей машине, припаркованной рядом с «Пежо» Соболевского, открыла дверь, толкнула дремавшего водителя, тяжело влезла внутрь.

— Поехали на базу.

Соболевской невольно посмотрел на нее.

Женщина тоже окинула его равнодушным взглядом, но вдруг черты ее лица изменились.

— Ой! — сказала она неуверенно и вдруг улыбнулась и немного подалась к Соболевскому. Тот с недоумением отвернулся. Он понятия не имел, кто она такая.

Водитель завел двигатель, «Скорая» тронулась, выруливая во двор. И пока фургон с красным крестом выписывал полукруг, Игорь Владимирович не без удивления наблюдал, как доктор косилась на него из окна «Скорой».

Обозналась, наверное. Он достал свой телефон и посмотрел, не было ли звонков. Потом посмотрел на часы. Что же все-таки случилось у Лены?

Светлана Петровна, к счастью, была в своем кабинете. Она решала со старшей сестрой отделения обычные дела, но, когда Лена вошла, она даже не сразу поняла, что это пришла дочь. А когда поняла — очень удивилась и даже испугалась:

— Ты как здесь оказалась?

Старшая сестра посмотрела на Лену, на Светлану Петровну и тихонько вышла из кабинета.

— Что-нибудь случилось?

— Случилось.

Лена пыталась достать из сумки бумаги — они застряли в самом верхнем углу, завернулись за подкладку.

— Да что такое? — Светлана Петровна тоже разволновалась.

— Сейчас я тебе покажу. Я нашла это в экспертизе. Ты это видела? — Серая пачка листов наконец-то выдернулась из сумки и легла перед матерью на стол.

— Что это? — Светлана Петровна осторожно, будто с опаской, взяла бумаги, посмотрела и отложила подальше, на стол. Лена пристально наблюдала за матерью.

— Значит, ты меня обманула?

— В чем? — Светлана Петровна откинулась на спинку стула и спокойно смотрела на дочь.

— В том, что папа умер от инфаркта. Это заключение гистолога. Он утонул. Значит, ты знала это?

— Ф-фу! Как ты меня напугала. — Светлана Петровна спокойно встала и подошла к Лене. — Ты зачем приехала-то? Даже руки трясутся. В середине рабочего дня… Ради этого? — Мать повернулась и, как показалось Лене, даже с некоторым презрением кивнула на листы.

— Мама, но как же? — У Лены вдруг сморщилось лицо, но она не заплакала, сдержалась. — Это ведь… папа… О папе… — Она смешалась. — Ты, значит, знала? Но почему мне не сказала? Зачем это надо было скрывать?

— Я могла бы и не скрывать. — Светлана Петровна пальцами потерла лоб, постояла немного, как бы в размышлении, и вернулась за стол. — Но… я решила, что скрыть будет лучше. Для тебя. Тебе было бы неприятно узнать правду. Ведь это был твой отец, ты его любила…

— Мама! Ты так говоришь, и голос у тебя такой странный… А ты что, его не любила? — Лена подошла к ее столу и встала прямо напротив матери, во все глаза вытаращившись на нее.

— О-о-ой, девочка… Лучше бы нам оставить этот разговор на потом. — Светлана Петровна надела очки и сделала вид, что ей надо заниматься делами.

— Нет, скажи! Ты его любила?

— Послушай, возвращайся на кафедру. Мы вечером поговорим.

— Нет, я никуда не уйду, пока ты не скажешь!

Светлана Петровна в раздражении опять встала и прошла к окну.

— Ну, что ты ведешь себя как бешеная кошка? Даже неудобно перед старшей сестрой. Примчалась, глаза горят, размяукалась… Любила, не любила… Я специально не хотела тебе ничего говорить. Я, наоборот, очень старалась скрыть ото всех, что отец утонул. Специально даже выбила разрешение на вскрытие не в Бюро, где у тебя кафедра, а у нас в патанатомии, у меня здесь с заведующим хорошие отношения… В справке о смерти написано «инфаркт». Откуда ты вообще взяла это заключение?