Сергей Мавроди - Сын Люцифера. Книга 6. Развлечение

Он сидел, обмирая от ужаса; прислушивался и ожидал каждую секунду, что вот сейчас эта змея заползет к нему в комнату!.. Панночка переступит круг...

Когда это только началось, Забрин решил было, что он окончательно свихнулся, и что это просто следующая стадия его невроза. Что никакого шороха, естественно, нет, и все это ему только мерещится. Но когда он попробовал записать этот шорох на магнитофон... Господи боже!

Индикаторы неопровержимо свидетельствовали, что звук есть, он реален! и что запись идет — а на кассете, между тем, ничего не было. Полная тишина! Гробовая. Лента была пуста. Это была уже самая настоящая чертовщина.

Забрин пробовал несколько раз — и всегда с одинаковым результатом. Зашкаливающие в красное столбики светодиодов при записи — и ничего в итоге. Чистая лента. Кто-то словно откровенно насмехался над ним, над всеми его жалкими потугами поймать в сети дьявола.

(Интересно, а Панночка бы на видео получилась?.. Или сам Вий?.. Если бы Хома Брут вздумал бы их записать? — неожиданно пришло Забрину в голову, и он затравленно хихикнул. — Тоже вряд ли, наверное...)

Но, по крайней мере, он нисколько не сомневался теперь, что все это реально, ничего ему не мерещится! Что-то действительно происходит вокруг него. На самом деле! Что-то мистическое и иррациональное. Чему, судя по всему, нет и быть не может никакого разумного объяснения.

А неразумных Забрин не знал. Да и не верил в них никогда до последнего времени. Он же был всегда по жизни атеистом и скептиком.

Впрочем, какой тут же, на хуй, атеизм! Когда черти чуть ли не в открытую в соседней комнате по паркету разгуливают. Змеи, блядь, ползают!..

Во всяком случае, ясно было одно. Никакой врач тут не поможет. Никакой психотерапевт. И вообще тут медицина бессильна. Равно как и любая другая наука. Это дело явно проходит совсем по другому ведомству.

Да вот только по какому? Святой водой, что ль, в самом деле, комнаты начать кропить? Бесов изгонять.

Бесов не бесов, а если это продлится, я точно с ума сойду! — содрогаясь и почти обезумев от дикого ужаса, думал каждую ночь Забрин, чутко прислушиваясь, как невидимая змея где-то там, за дверью переползает настойчиво и неутомимо с места на место. И словно все чего-то ищет... ищет... Ищет... ищет... Чего?! Или кого?.. А? Кого?! К-к-к-ко-го?!.. Ш-ш-ш... Ш-ш-ш... Ш-ш-ш...

Может, тоже линию перед дверью мелом провести?.. Заколдованную. Как Хома Брут?.. Только он ведь заклинания какие-то тайные знал. От ведьм и прочей нечисти. А я?!..

3.

На следующий день Забрин тем не менее специально сходил в магазин и купил мел. Обычный, школьный белый мел. И этой же ночью провел перед дверью в своей комнате черту. Вплотную, почти под самой дверью. Это было глупо, он знал, но ничего не мог с собой поделать. Эта дурацкая черта давала ему хоть какое-то ощущение уверенности и безопасности.

И той же ночью Забрину первый раз явилась Панночка. Ровно в полночь дверь вдруг распахнулась, и на пороге возникла она. Она была точно такой, какой ее себе Забрин и представлял.

Молодая девушка в длинной белой ночной рубашке и с распущенными черными как смоль волосами.

И она была прекрасна. Ослепительно прекрасна! Прекрасно в ней было все. Каждая черта ее лица, каждая линия ее мраморного тела. Все! Она смотрела на Забрина, и взгляд ее, казалось, проникая ему прямо в душу.

— Можно мне войти? — несмело спросила она и улыбнулась. И от этой ее улыбки Забрина бросило сначала в жар, потом в холод, и голова закружилась, и что-то сладкое-сладкое и вместе с тем щемящее подкатилось к самому сердцу. Он вскочил с кровати и теперь молчал, не в силах вымолвить ни слова. Он и хотел, чтобы она вошла, и в то же время панически, до дрожи боялся этого. Он понимал прекрасно рассудком, что это ведьма, это смерть, гибель! что нельзя ее пускать!.. — но эта смерть была так обольстительна, так чарующе прекрасна!

— Ты?.. Ты?.. — задыхаясь, начал он.

— Нет-нет! — тихо покачала головой она, словно угадав его страхи и его мысли. — Я хочу лишь остаться с тобой. Мне разрешили это.

— Кто? — с трудом выдавил из себя Забрин.

— Не надо, милый, — ласково попросила она и снова улыбнулась. — Не спрашивай этого.

— Кто? — упрямо повторил Забрин. — Бог или Сатана?

Панночка исчезла. Еще мгновение назад она стояла тут, и вот — уже никого не было.

На следующую ночь все повторилось.

Панночка молча глядела на Забрина, и под ее взглядом таяло сердце. Хотелось позвать ее — и будь, что будет! Но Забрин был начеку.

— Так кто? — грозно вопросил он, и ведьма исчезла.

Но весь этот день Забрину было не по себе. У него появилось странное чувство, что что-то идет не так. Прощальный, полный печали взгляд Панночки, ее шепчущие какой-то непонятный укор уста неотступно стояли у него перед глазами. Он ждал и боялся третьей ночи.

Чего я боюсь? — спрашивал он себя снова и снова. — Я же теперь все знаю. Задам ей опять тот же самый вопрос — и она исчезнет!

Но ему было отчего-то не по себе. Нет, страха он не испытывал. Он не сомневался ни секунды, что она действительно исчезнет. Просто он и сам не знал, а хочет ли он этого? Хочет, чтобы она исчезла? Он почему-то был уверен, что это уже навсегда, и больше она не появится. Никогда. Он с честью выдержит третье испытание, и на этом все и закончится. Бес от него отступится.

Она исчезнет, — вдруг пришло ему в голову, — а что останется? Телевизор и водка? Что у меня вообще есть в жизни?

* * *

— Это последний раз, милый, — негромко пропела-прозвенела панночка своим мелодичным, как серебряный колокольчик, голоском, с невыразимой грустью глядя на совершенно потерянного Забрина. Глаза ее были полны слез. Губы дрожали. — Больше я не приду. Прощай.

Она как-то жалко, по-детски улыбнулась Забрину, потом медленно опустила глаза и посмотрела долгим, долгим взглядом на проведенную у ее ног жирную белую черту. Усмехнулась грустно, грустно; спокойно и небрежно переступила через черту и лишь потом — исчезла.

Совершенно потрясенный Забрин некоторое время стоял, остолбенев, безмолвно хватая ртом воздух.

Так эта черта ее не сдерживала?! Тогда что же все это значит??!!

4.

С этого момента все кончилось. Не было больше ни шорохов, ни кошмаров — ничего! Страхи исчезли. Жизнь Забрина снова вернулась в свое привычное русло. Вошла в обычную колею.

Только все это его почти не радовало. Панночка не шла у него из головы. Он возвращался к ней в мыслях постоянно, снова и снова, вел с ней нескончаемые диалоги, в чем-то горячо убеждал, что-то страстно доказывал.

Впрочем, убеждал-то он, по сути, самого себя. И доказывал самому себе. Что поступил тогда правильно, прогнав ее. Убеждал и доказывал, поскольку вовсе не был теперь в этом так уверен.

А если она действительно хотела просто остаться со мной? — все чаще и чаще приходило ему теперь в голову, и от этих мыслей хотелось плакать. — А вдруг это правда?! Вдруг ей действительно разрешили? Там, наверху. Чего я к ней пристал как банный лист: Бог!.. Дьвол!.. Да какая разница! К тебе счастья случайно заглянуло, а ты у него документы стал проверять!.. Мудак несчастный.