Элиа Казан - Сделка

Я не ответил, кто.

— Я вызову полицию, — заявила Гвен и направилась к телефону. — Не надо, — сказал я.

— Они готовы убить тебя. Не Чет, он осторожен. Он встретит тебя как-нибудь потом и применит свои кулачищи и «розочку» от бутылки, а Чарльз такой наивный, вот он и застрелит тебя. Безгрешный мальчик из церковного хора. Чет вдолбил ему, что я — демон зла, а ты — еще хуже, и что если он уничтожит тебя, то получит награду от Мадонны и место по правую руку от Христа!

— Я спущусь к ним и поговорю.

Она поняла, что не остановит меня.

— Тогда на обратном пути купи сыну бутылку молока. Нет, лучше зайди в магазин перед тем, как пойдешь к ним, и скажи, чтобы две кварты молока и детское питание прислали прямо сюда. Потом ты можешь и не зайти.

Она подошла ко мне.

— Ты понял, что я тебе сказала раньше?

— Конечно, а что? Но не помню.

— Я сказала Чарльзу, что я передумала. Знаешь, все эти его рассуждения и прочее, что я наобещала, привели меня к мысли, что я не смогу вынести всех этих сестер, заливающих в Анди водичку катехизиса. И о многом я стала думать по-новому. Давай будем друзьями, предложила я ему, приходи ко мне и живи, но воспитание и образование Анди — это мое. Но Чарльз отказался. Он хочет все или ничего. И я взорвалась и послала его к черту. В общем, эти ребятки прямолинейны как танки, а их ружье целит в смерда, а смерд — это ты! Думая, что ты здесь, они явились без предупреждения. Тебя сначала не было, но долго ждать ты их не заставил…

— Поэтому…

— Поэтому они хотят разобраться с тобой! Понял?

— Я тоже хочу поговорить с ними.

И я ушел.

— …Я битый час толковал этому мокрому спаниелю с помахивающим хвостом и куском слизи вместо сердца, — объяснял Чет, — что надо забыть ее! Я говорил ему, что она — не пара и что пора начинать искать в библиотеках скромных учительниц рисования. Скажи, Эдди, разве я не прав?

Я сел так, чтобы Чарльз был между нами. У обоих был встревоженный вид, но виски, воспламенив Чарльза, одновременно… в общем, я мог думать только о бомбе, сброшенной, но еще не взорвавшейся, и о своей предстоящей работе по удалению взрывателя. Она должна быть очень аккуратной.

Чет продолжал:

— …Я говорил ему: дорогой малышка Чарльз, тебя привела в заблуждение искренность ее взгляда. У нее такие глаза от рождения. Правильно, Эдди? И она всегда косит в сторону, в поисках другого «петушка», а у Эдди именно такой, что ей нужен. Гляди фактам в лицо, Чарльз, мой мальчик!

— Чарльз, — сказал я, — выслушай меня, пожалуйста. Дай мне возможность все объяснить.

— Ей нужен мужик пожестче, чем ты, пацан! — сказал Чет брату. — Ты слишком хорош и мягок. Покажи ей доброту, и она назовет ее слабостью. Подними забрало, и она вцепится тебе в лицо, как кошка. Будет выцарапывать твое нежное мясо. Помнишь, как она бросилась на меня с ножом? Только такому, как Эдди, удалось приручить ее. Оставь надежду, мальчик, ты ничего не сможешь сделать.

Чарльз повернул лицо ко мне и, не мигая, уставился в мои глаза. Как лев смотрит на зевак, столпившихся у клетки.

— Чарльз, я хочу, чтобы ты знал: в том, что произошло между тобой и Гвен, нет моей вины.

— Зачем сейчас-то врать, Эдди? — вставил Чет. — Мальчик, в принципе, знает, что ждать от тебя правды, учитывая нынешние обстоятельства…

— Чарльз, я даже не говорил с ней все эти дни. Ты должен поверить мне.

— Угу, Чарльз, ты должен также простить его. Ведь он ведет себя как считает нужным — естественно. И по отношению к себе. И по отношению к ней. Давай же, Чарльз, человек просит прощения. Прости его!

Чарльз не издал ни звука. Он что-то решал для себя.

Чет поднял руку и, не торопясь, влепил Чарльзу затрещину. Чарльз не шелохнулся.

— Вот, гляди! — съехидничал Чет. — Триумф религиозного воспитания! Сестры учили его терпению. Подставь другую половинку своей задницы и предоставь нашему другу заняться привычным делом! — Он повернулся ко мне. — Кстати, Эдди, ты успел взобраться на нее, когда мы ушли? Она — девка шустрая, по опыту знаю. Раз, два и готово! Не отвечаешь. Если еще не успел, то я уверен, что Чарльз сейчас пойдет с тобой и приготовит вам постельку. Просто стыдно не использовать такой студень в обличье человека. Как говорил Чарльз — в страдании истинная красота. Даже экс, типа меня, это знает. Давай иди, верующий доморощенный! Христос страдал за тебя, сукиного сына, он истекал кровью ради тебя, поэтому на твою долю осталось совсем чуть-чуть. Иди, покачай их в кроватке!

— Я хочу, чтобы ты знал, — отчетливо сказал я Чарльзу, по лицу которого невозможно было определить его вероятные действия, — через две недели я уеду. Уеду надолго, и Гвен никогда больше не увижу.

— Это серьезно? — внезапно спросил Чарльз.

— Да. Очень.

— Как я могу вам верить?

— Можешь. Ты сам увидишь.

— Но почему тогда она отказала мне?

— Я скажу тебе, почему! — сказал Чет. — Ни одна женщина не захочет кота в мешке. Она ждала, когда ты наконец сообразишь, что надо с ней делать. Ты не сообразил, а в это время наш друг, присутствующий здесь, долго не думал.

— Чарльз! — сказал я. — Давай перейдем вон за тот столик в углу. Мне надо поговорить с тобой наедине.

— О, вы можете прямо здесь! — предложил Чет. — Я затыкаюсь! Видите, уже молчу! Говори, а я посмотрю, как ты его обнадежишь…

— Чарльз! — взмолился я.

Чарльз встал.

— Иди к стойке, — сказал он брату. — Мы потолкуем наедине.

Молча поднявшись, Чет ушел к стойке бара и уселся на высокий стул, начав бить мух. Но за нами он тоже следил внимательно.

Чарльз сел.

— Чарльз, — заговорил я, — я всегда относился к тебе хорошо. Я всегда чувствовал твою доброту. Ты меня слушаешь?

— Я немного выпил, но я стараюсь слушать.

— Ты слышал, что я сказал?

— Повторите.

— Я всегда верил, что ты — хороший человек. Я поверил в это с первого взгляда.

— Не надо лгать, — ответил он. — Говорите правду.

— Я говорю правду, я всегда думал о тебе хорошо…

— Прекрасно. А теперь позвольте мне…

— Прошу.

— Увидев вас впервые, я подумал, что это не тот тип, с которым легко общаться или которого легко понять. И все же это человек, старающийся быть честным… Вы ведь старались? Вы не та дешевка, что отирается среди умничающих завсегдатаев кафешек, не так ли? Тогда почему вы настроили против меня Гвен?

— Это неправда, — ответил я. — Могу поклясться на чем угодно…

— На могиле матери!

— Что?

— На могиле своей матери!

— Она еще жива.

— Хорошо. Но вы ведь сейчас не лжете? Не лжете? Жаль, что вы неверующий. Атеисты ни во что не верят, они ничем святым не могут поклясться.

— Против тебя я не сказал ни одного дурного слова…

— Хотелось бы верить…

— Верь.

— Если я уличу вас сейчас во лжи, то убью! И вы знаете это. Я не из тех перекати-поле, наплюй-и-выбрось! Я делаю жизнь. Чет говорит, что вы…