Андрей Шляхов - Склиф. Скорая помощь

Отделение острых хирургических заболеваний печени и поджелудочной железы. Вторник. Десять часов утра. Разгар рабочего процесса, жизнь бурлит.

У входа в отделение чьи-то родственники осаждают заведующую отделением Анастасию Даниловну. Родственники (двое мужчин и одна женщина) хорошо одеты, упакованы ювелирными изделиями на сумму, равную годовому бюджету небольшой африканской страны, и очень уверены в себе, то есть — самоуверенны до невозможности. Анастасия Даниловна прерывает рассказы о всепроникающих связях и неограниченных возможностях:

— Советую перейти к сути дела. Общение с вами приносит мне истинное удовольствие, но, к сожалению, я очень занята. Итак, чего вы хотите?

— Чтобы операцию моему брату делал самый лучший хирург! — восклицает старший из мужчин. — На другого мы не согласны!

Второй мужчина кивает. Женщина прикладывает к глазам сильно надушенный платочек и всхлипывает.

— У вас есть на примете подходящая кандидатура? — интересуется Анастасия Даниловна.

— Нет, — родственники дружно качают головой. — Но нам нужен лучший хирург! Нам нужна стопроцентная гарантия успеха!

— В таком случае заберите его отсюда, — спокойным тоном советует Анастасия Даниловна. — В нашем деле стопроцентных гарантий никто не дает. Разве что какие-нибудь шарлатаны. А шансы вашего брата где-то сорок на шестьдесят. Сорок процентов за то, что все закончится хорошо.

— А шестьдесят?

Старший из мужчин то ли наигранно, то ли всерьез хватается правой рукой за сердце. Перстни на его пальцах переливчато отражают свет потолочной лампы.

Анастасия Даниловна вздыхает.

— Оперируйте, — тихо говорит женщина. — Будь что будет. У вас, наверное, все хирурги хорошие…

— Та-да-да-дам! — вырывается из распахнувшейся двери неуместно радостный вопль. — Та-да-да… Извините, Анастасия Даниловна.

— В чем дело, Максим Павлович? — хмурится заведующая отделением.

Анастасия Даниловна чуть ли не вдвое ниже высоченного доктора Коростылевского и гораздо уже в плечах, но кажется, что это она нависает над ним, а не наоборот.

Коростылевский заслуженно пользуется у коллег и пациентов репутацией хорошего врача и удачливого хирурга, но заведующей отделением не совсем по нутру его мальчишество.

— Озорицкая пожелали выписаться! — рот Коростылевского растягивается до ушей в лучезарнейшей из улыбок. — Срочно! Сегодня! Выписка уже готова! Осталось только вашу подпись…

Коростылевский поднимает левую руку с зажатым в ней листом бумаги.

— Если ничто не помешает — прооперируем завтра, — говорит Анастасия Даниловна родственникам, берет у Коростылевского выписку и идет в отделение, возмущаясь на ходу: — Максим Павлович, вы что, с ума сошли? Что значит «осталось только вашу подпись»? Сколько лет вы у нас работаете?

— Шестой год.

— И еще не усвоили порядок выписки? Решение принимается после совместного осмотра заведующей… Мы сегодня смотрели ее? Может, я забыла?

— Ну это же Озорицкая, Анастасия Даниловна…

— Да хоть королева английская! Порядок для всех один, Максим Павлович. «Ordnung muss sein!», говорят немцы. Порядок долж о н быть!

Звезда отечественных сериалов Вера Озорицкая поступила в Склиф самотеком — кто-то из собратьев по актерскому цеху привез ее на своей машине из ресторана, в котором отмечали запуск очередного проекта. С криком: «У меня в машине Озорицкая умирает!» — ворвался он в приемное отделение и начал метаться по вестибюлю. Томную и манерную «умирающую», державшуюся тонкой хрупкой рукой за правый бок и жалобно, с подвизгом, стонавшую, перенесли в смотровую, осмотрели и госпитализировали в «печеночно-поджелудочное» отделение к Анастасии Даниловне.

Актеры вообще очень ранимы, это Анастасия Даниловна усвоила давно, едва ли не в первый месяц своей работы врачом (начинала она здесь, в Склифе). Не так сказанное слово, не дотянутая до ушей улыбка, отсутствие восторгов — все может послужить причиной для публичной истерики, и примеров тому много.

— Ну и дама! — сказал доцент Полухин Анастасии Даниловне, сходив на обход к Озорицкой. — Я больше не смогу смотреть фильмы с ее участием. И как только с ней режиссеры справляются?

Доцент Михаил Игоревич Полухин — очень вежливый человек. Интеллигент в сто пятьдесят пятом, наверное, поколении. Нехороших слов от него никто никогда не слышал. Бедность речи Полухин привык компенсировать богатством интонаций. «Дама» прозвучала в его устах, как «дура», если не что похуже.

Анастасия Даниловна удивленно посмотрела на Полухина.

— Вы что, Михаил Игоревич? Там разговор короткий — или делай, как я сказал, или вали на все сорок четыре стороны. Только посмей взбрыкнуть — сразу возьмут на роль другую, покладистую и вменяемую. Это здесь, у нас, можно выеживаться и выкаблучиваться, потому что бояться некого. Да и публики вокруг сколько…

— Только аплодисментов нет, — проворчал Полухин, осуждающе качая головой. — Ну и дама! Вулкан Килиманджаро в период расцвета. Вы знаете, Настасья Даниловна, что она мне сказала? «Старайтесь как следует, а то мигом в сельской больнице очутитесь!»

— Мать честная! — ахнула Анастасия Даниловна. — Вот засранка! Вы ее поставили на место?

Полухин виновато улыбнулся, давая понять, что нет, не поставил.

В последнем сериале Озорицкая сыграла заведующую отделением родильного дома и до сих пор не вышла из образа — давала врачам «советы» по обследованию и лечению. Врачи слушали эту ахинею и, разумеется, делали по-своему, но спорить с Озорицкой не спорили. Звезда малых и больших экранов (прозвище придумал остряк Коростылевский), заводилась мгновенно и истерила подолгу, поэтому персонал в общении с ней придерживался принципа, гласящего, что чем меньше трогать ароматную субстанцию, тем меньше ароматов она испускает.

И если бы проблемы, создаваемые Озорицкой, ограничивались ее светлой личностью, то это было бы еще полбеды. Журналисты, мгновенно узнавшие о госпитализации актрисы, принялись осаждать отделение. Обрывали телефоны, пытались прорваться в палату, подстерегали врачей и медсестер в коридорах и на улице. Самым частым вопросом был: «Продолжится ли актерская карьера Веры Озорицкой?» Лучше всех на этот вопрос ответила сестра-хозяйка Анна Егоровна. «Продолжится не продолжится, а все там будем», сказала она прыткому юноше с длинноствольным фотоаппаратом на шее. Юноша опешил настолько, что забыл сфотографировать Анну Егоровну, хотя она была бы весьма не против украсить своим щекастым лицом первую полосу какой-нибудь газеты или обложку глянцевого журнала. Впрочем, согласилась бы она и на третью полосу, но увы…

А вот доктора Коростылевского сфотографировали и назавтра напечатали фотографию в газете «Московский пустословец» с подписью: «Лечащий врач Веры Озорицкой отказывается поделиться соображениями по поводу здоровья звезды». На фотографии Коростылевский, улыбающийся по своему вечному обыкновению, показывал в объектив поднятый кверху средний палец правой руки, а левой махал, не то приветствуя, не то прощаясь. Узнав от медсестры Елагиной о своей славе, Коростылевский вечером, после работы, купил пятьдесят номеров газеты и теперь дарил ее всем желающим с размашистой дарственной надписью. Подарил и заведующей отделением, хотя та и не просила. «Спасибо, Максим Павлович, — поблагодарила Анастасия Даниловна, — принимая подарок. — Ваша истинная сущность отражена на этой фотографии как нельзя лучше! Вырежу, вставлю в рамку и повешу в кабинете».