Джоанна Кингслей - Лица

Жени всегда уверяла его, что не хочет ребенка, что счастлива с ним и той работой, которую они делали вместе. Он не выжат, а просто устал. Она уговаривала, подбадривала его, иногда поглаживала. Часто это его успокаивало на какое-то время, но потом гнев вновь охватывал его, а вместе с ним приходили старые страхи.

Однажды, в начале января, он пришел в новый кабинет Жени, размахивая газетой:

— Ортон умер, — объявил он. — О нем написали на первой полосе. Не многие хирурги удостаиваются такого.

— От чего он скончался? — спросила Жени, сохраняя внешнее спокойствие.

— Кто знает. Говорят, внезапно, в своем кабинете. С ним была молодая ассистентка. На нем обнаружили синяки — может быть, следы падения. Он ведь был уже старый. Наверное, удар.

— Да, — новость напугала Жени.

— На первой странице о нем напечатали: из-за его «Слонового мальчика».

— Еще бы, — только несколько месяцев назад Ортон завершил шестнадцатую операцию над больным и утверждал, что «восстановил» его. Хотя с фотографии глядело еще явно обезображенное лицо, в нем уже явно угадывались человеческие черты. Взявшись за один из самых тяжелых случаев нейрофиброматоза, Ортон пошел дальше, чем любой другой хирург, и умер светилом медицинского мира. Соболезнования, сообщала газета, поступали от врачей со всего света. Близких у него не осталось.

— Тебе повезло, что пришлось с ним работать, — проговорил Макс.

— Эта работа привела меня сюда, — твердо напомнила ему Жени.

Но все утро она не могла успокоиться, спрашивая себя, не принудил ли Ортон молодую ассистентку совершить над собой то, что привело его к окончательному падению. В ее глазах он стоял обнаженным, умоляющим избивать свое тело.

Она хотела поговорить об этом с Максом, но он был занят весь день. К тому же она понимала, что не имела права перекладывать на него весь этот ужас. Можно было позвонить Эли, который попросил бы ее войти в положение «ее старика», напомнил бы, что Ортон за свою жизнь хирурга спас бесчисленное количество людей. И это была сущая правда. Но в самом Ортоне шла постоянная борьба и зло одерживало верх над добром. Но Эли напомнил бы, что врач уже мертв, не нуждается в прощении и недоступен для ненависти.

«Что ж, он был прав», — сказала себе Жени, как будто и в самом деле разговаривала с Эли Брандтом. Ортон ушел и нужно выбросить его из памяти.

Она больше не заговаривала об Ортоне. Макс пришел домой после десяти. Его лицо избороздили морщины усталости, и на нем отпечаталось выражение, которое слишком часто появлялось в последние дни — выражение отвращения.

— Сколько в этом чертовом мире контрастов, Жени, — пробормотал он, сбрасывая пиджак. — Везде боль. Везде уродство.

— И красота тоже, — но он, казалось, ее не слышал и с горечью на лице продолжал швыряться словами. Жени пошла приготовить ему слабый кофе и все время убеждала себя, что Макса не сломает усталость. Но когда она наливала кофе, ее руки дрожали, и она поняла, что боится за Макса.

Название «Крыло Сареевой Клиники Боннера» было слишком путаным, и через год после открытия в октябре 1980 года его переделали в Клинику «Боннера — Сареевой». Объединение имен оказалось обманчивым. Вместо того, чтобы руководить всем, Макс теперь занимался только старой клиникой и ее пациентами, а в новой хозяйничала Жени. Каждый из них нанимал помощников независимо друг от друга, и молодые хирурги переходили из здания в здание лишь в случае экстренной необходимости.

Когда о разделении стало известно, репутация Макса как Альберта Швейцера только возросла, в то время как о Жени писали, как о «хирурге звезд». Ее открыли журналы мод, а «Вог» сообщил своим читателям, что «в эффектной Кармельской клинике доктор Сареева творит чудеса… одним прикосновением эта прекрасная женщина излечивает все приметы возраста».

Заметка рассердила Жени. Она вспомнила отвратительную рекламу Клиники Кутюр и позвонила в «Вог».

— Я понимаю вашу обеспокоенность, — согласился редактор, и через несколько номеров в журнале вновь появилось сообщение о ней: «Цельная женщина с абсолютным вкусом, она придерживается старозаветной добродетели и скромности. Она отрицает и магию, и чудо. Но мы видели результаты — они просто чудесны».

Она постаралась отмахнуться. Непрошеная огласка прибавила ей пациентов со всей страны. Лист ожидания простирался на год, и Жени дала указание строить новые комнаты.

Чем моднее становилась она, тем известнее делались ее пациенты. Первые величины и звезды постоянно настаивали на защите и анонимности, и после нескольких вторжений репортеров-ищеек Жени пришлось распорядиться соорудить секретный проход, из проулка в подземном гараже к потайной двери, в ее кабинет.

Популярность привела к ней и нежелательных лиц, стремившихся воспользоваться ее услугами. Как два года назад она сказала Максу, эти люди были богаты «особым» образом и приходили из причуды, чтобы купить юность и красоту. Примерно десять процентов всех обращающихся Жени отсылала обратно, понимая, что их просьбы просто нереальны и с самого начала обрекают операцию на неудачу.

Грузная женщина просила сделать липэктомию [9] Иссечение избыточной жировой клетчатки. и сообщила, что все остальное она уже перепробовала. Но Жени попросила список ее лечащих врачей и проконсультировалась с каждым. Оказалось, что время от времени она и впрямь садилась на диету, но у нее не хватало терпения продолжать ее после потери первых двадцати фунтов. Жени категорически отказала ей в операции:

— Приходите после того, как похудеете на пятьдесят фунтов.

— Вы меня прогоняете, — блеснула глазами женщина.

— Да. Скоро вы все равно наберете этот вес. Вам нужно взять себя в руки, а потом уже думать об операции.

— Ну это мы еще посмотрим. Я уверена, другой хирург будет прыгать от счастья, только дай ему возможность меня прооперировать.

— Может быть, — согласилась Жени, — но это не в ваших интересах.

— Что вы знаете о моих интересах? — возмутилась миссис Грейбар. — Кто вы такая, чтобы указывать людям, что им делать? Вы не Господь Бог, а просто жалкая шлюха…

Жени нажала кнопку интеркома:

— Пожалуйста, проводите миссис Грейбар, — попросила она сестру.

Но большинство приходящих на консультации прислушивались к советам Жени и соглашались отложить операцию и сначала сесть на диету, обратиться к терапевту или разрешить назревший кризис. Назревший кризис обычно был связан с расставанием: муж уходил от жены, дети покидали дом, умирал кто-нибудь из родителей или любовник. В последующие недели и месяцы человек терял свой внутренний образ и был бы разочарован даже самыми потрясающими результатами операции. Но позже, когда притуплялся гнев или горе, тот же самый человек мог получить от пластической операции большую пользу.