Махмуд Теймур - Рассказы арабских писателей

— В тебя вселился Гариейн, о женщина. Прекрасная бедняжка! Несчастная больная!

— А кто он такой? О аллах! — в ужасе восклицала больная.

— Это гадкий, проклятый злой дух. Я его сейчас вызову…

Шейх клал ладан в кадильницу и начинал что-то неразборчиво бормотать, покачивая головой.

— Встань, о женщина! — наконец произносил он и направлялся в темную комнату. Открывал дверь. Входил. Больная словно во сне следовала за ним.

— Этот дух обитает только в темных помещениях. Вызывай его! Вызывай!

Больная недоумевала:

— Что же мне говорить?

— Говори: «Отзовись, Гариейн, отзовись!»

Женщина повторяла эти слова. Тогда откуда-то снизу раздавался глухой голос:

— Кто меня зовет?

— Я — та, которая взывает к тебе.

— Спроси его, чего он хочет от тебя, какой жертвы, какого приношения, — шептал на ухо больной Абдуль Хади.

Женщина спрашивала.

— Брось в отверстие в полу золотые монеты и твои браслеты, — приказывал тот же таинственный голос.

Больная колебалась, но Абдуль Хади, держа в руке кадильницу, шептал:

— Послушайся его, и ты будешь здорова.

Женщина повиновалась. Затем шейх и больная возвращались в приемную.

— Дух изгнан из твоего тела, о женщина… Вот коран. Поклянись, что ты никому не расскажешь о том, что здесь произошло, даже своему мужу и родителям. Все это должно остаться тайной. Если ты хоть о чем-нибудь проговоришься, то подвергнешь меня гневу злого духа, а себя обречешь на муки и страдания!

Шейх подходил к женщине и протягивал ей коран:

— Клянись!

Женщина давала клятву.

Это повторялось с каждым посетителем…

Какие имена у злых духов! Шамгурш… Марит… Гариейн… Шакуташ… Аль Марнута…

Больных всегда принимал шейх Абдуль Хади. Шейх Хуснайин никогда не появлялся перед ними.

Почему шейх Абдуль Хади не прикажет злым духам найти тебе клад, Ханафи?

Как бы ты обрадовался, Ханафи, если бы у тебя оказалось много золотых монет! Ты отдал бы их человеку, который пообещает купить саван для тебя, когда ты умрешь, паланкин, место на кладбище и устроить поминки. Он будет подавать кофе людям, пришедшим выразить свое соболезнование, а эти люди будут говорить друг другу: «Жаль, что Ханафи умер!» Этот человек наймет чтецов, которые на твоих поминках и на твоей могиле будут читать стихи из священного корана.

О, зачем ты, Ханафи, утешаешь себя напрасной надеждой, когда стоишь на краю глубокой пропасти! Ты накопил немного денег, но кто знает, что ожидает тебя впереди? А сейчас: «Ханафи, неси кофе! Ханафи, подай чай! Ханафи, открой дверь! Ханафи, дай кадильницу!» Ничего, кроме этих фраз, ты не слышишь от шейха Абдуль Хади…

Все это вскоре кончилось. В «Дом для излечения детей, мужчин и женщин от всех болезней» ворвались полицейские. Их было много, все вооруженные. В их глазах было что-то угрожающее, они как будто говорили: «Бойся тюрьмы, Ханафи! Там тебя ожидает смерть!»

Что же ты сделал, Ханафи? Что сделал шейх Абдуль Хади, который изгонял из женщин злых духов? Где же шейх Хуснайин?

— Не двигайтесь с места! — приказал офицер.

Замри на месте, Ханафи, не шевелись, как бы ни дрожали твои колени…

— Покажите комнату, где вы лечили больных! — потребовал офицер и, обойдя приемную, воскликнул: — А, вот она!

Глядя на Абдуль Хади, он продолжал:

— Так, значит, здесь хранится у тебя золото. Ты — обманщик! Мы знаем все.

В этот момент снизу раздался вопль, потрясший стены дома. Присутствующие увидели, как приподнялся пол, раздвинулись доски и солдаты вытащили оттуда шейха Хуснайина. Это он прятался в подполье и выдавал себя за злого духа! В подвале обнаружили тайник. В него вела замаскированная дверь. Вот куда исчезал шейх Хуснайин, когда приходили больные.

Из рук Ханафи выпала кадильница, которую он нес, и он опустился на землю.

Солдат ударил его палкой и закричал: «Вставай, старый обманщик!»

Всех троих отвели в полицейское отделение… понял он и того, что сказал судья. Ведь все это не имело никакого отношения ни к паланкину, ни к могиле. Он снова вспомнил анатомический зал в больнице, груду трупов и с ужасом представил среди них себя…

Ханафи поднялся со скамьи, подобный ветхому зданию, готовому вот-вот рухнуть, и закричал душераздирающим голосом:

— Люди, не хочу умирать! Не хочу жить!

Судья зачитал приговор: все трое получили по пять лет тюремного заключения.

Я закрыл рукой глаза, чтобы не смотреть на Ханафи, но, не выдержав, выбежал из зала суда. Я шел по улицам, а крик дряхлого старика надрывал мою душу: «Люди, не хочу умирать! Не хочу жить!»

Перевод К. Оде-Васильевой

О разрушенное тело! Встань со своего ложа, верни душу, покинувшую тебя! Верни ее на время, в течение которого ты смог бы выползти из своей убогой каморки на дорогу и дотащить свои кости до пустыря. Пока ты будешь ползти, каждый твой вздох будет сопровождаться кровохарканьем, каждая часть твоего тела будет ощущать, что она разрывается, расстается с жизнью.

Тебе легче вторично перенести муки смерти, чем увидеть то горе, которое вызывает пребывание твоего трупа в доме!

Встань со своего смертного ложа, о человеческий скелет! Воскресни, чтобы уйти из этой каморки — все равно куда — из жалости к своей жене и детям.

Жестоко заставлять Хадру, разбуженную приступом кашля, раздирающим ее душу, смотреть на твое лицо и видеть, что смерть сомкнула твои веки, что ты больше не дышишь, а лежишь желтый, высохший. Она ударит себя в грудь дрожащей рукой и заплачет, причитая: «Умер мой муж!.. Умер Омар… о, горе мне… о, горе моим детям…»

Смерть, Омар, может все. Она навсегда избавила тебя от боли, страха и страданий. Она избавила тебя от борьбы за существование, от ожидания мучений, избавила от нищеты, от надежды на исцеление, от желания скорой кончины.

Избавила тебя смерть, Омар, от всех дум и мыслей, кружившихся в твоей голове, как кружится рой пчел в своем разваливающемся улье.

О, какая это была ужасная ночь, когда ты встретил свою смерть, о Омар!..

В Каире темнота вероломна, а в твоей лачуге темно. Циновка так мала, что ноги спящих лежат на голом полу.

В углу лачуги лежит твое тело, Омар Байуми Ахмад, тело главы этой несчастной семьи. Посреди комнаты спят на куске циновки твоя жена Хадра, семилетний сын Фатхи и трехлетняя дочка Фатима. Мать лежит на левом боку и правой рукой обнимает детей, как бы желая защитить их, избавить от подстерегающих невзгод.

Ты ушел из этой жизни, о Омар, а труп твой лежит в этой лачуге. Если бы от тебя зависело это, то ты бы оставил в другом месте свои разбитые кости. Ты ведь знал, когда смерть предстала перед твоими глазами, когда ты понял, что она постепенно сковывает твои члены, что у твоей жены не найдется ни савана, чтобы завернуть твое тело, ни денег, чтобы заплатить за твои похороны.