Джудит Леннокс - Зимний дом

Робин вспомнила маленькую Мэри Льюис в посудомойне одноквартирного домика. Съежившуюся в корзине, как собачонка. Доктор Макензи сказал, что девочке лучше находиться дома, чем в лечебнице, но тогда она ему не поверила.

Майя заговорила снова:

— Она забыла, что значит улыбаться. Все тело было покрыто болячками, и она совсем не выросла. Пришлось оставить ее там еще на пару недель, чтобы все приготовить, но когда я уходила оттуда, то чувствовала себя виноватой. И злилась на это. В конце концов, я ее не желала. Мне хватало забот с «Мерчантс». Сначала я думала отдать девочку кому-нибудь на воспитание. Одна моя знакомая много путешествовала и поступила так со своим сыном. Но найти человека, который бы согласился взять больного ребенка, оказалось нелегко. Я обратилась в агентство. Они опросили десятки женщин. Конечно, большинство из них хотели только денег. Потом они нашли Энни Фаулер, и я сразу поняла, что это именно тот человек, который нужен Марии. Купила этот коттедж, забрала Марию из приюта и привезла сюда. Знаешь, как только она оказалась вдали от этого страшного места, ей стало лучше. — Это воспоминание заставило Майю улыбнуться. — Я то и дело приезжала к ней и сама видела, что не ошиблась. Думала, что перестану приезжать, как только удостоверюсь, что о ней хорошо заботятся. Снова забуду о ее существовании. Но не тут-то было.

Повисла пауза. По стеклам все еще лились струи дождя, а по всему дому распространился аппетитный запах печенья.

— Значит, ты привезла меня сюда, — медленно проговорила Робин, — чтобы сказать, что не вышла замуж за Хью, потому что он стал бы возражать против Марии?

— Более-менее.

— Или потому что он осудил бы тебя за то, что ты отказалась от собственного ребенка?

— Тоже верно. Я не знала, как он на это посмотрит.

— Он мог бы тебя понять, — сказала Робин. Но вспомнила кристальную честность брата и засомневалась.

— Тебе не кажется, что у него могло возникнуть слишком много вопросов? «Да, кстати, Хью, это ничего, что я убила своего мужа и тайно родила от него ребенка?» — Майя не улыбалась. — Робин, тебе не кажется, что такой брак был бы проклят с самого начала? Что прошлые грехи могут отравить и настоящее, и будущее?

Последовало молчание. Пальцы Робин теребили складки юбки.

— Кроме того, он наверняка стал бы меня жалеть. А я бы этого не вынесла. — Майя нахмурилась. — Тем более что он хотел детей.

— Он любил детей и умел находить с ними общий язык. Даже самые тупые прыгали у него выше головы. — Робин посмотрела на Майю. — Но после того что случилось с Марией, ты бы не смогла вновь пройти через это?

— Одна мысль об этом приводила меня в ужас. Рождение ребенка было для меня… насилием. Думаю, если бы я рожала в частной клинике… с опытными врачами… все могло бы быть по-другому. Но мне говорили, что я слишком худенькая. — Майя скорчила гримасу и оглядела себя. — Таз, мол, у меня узковат. Однако дело не только в этом…

Она встала и подошла к окну. Робин услышала ее тяжелый вздох.

— В день, когда твоему отцу исполнилось шестьдесят пять, я ездила в Лондон, на Харли-стрит, посоветоваться со специалистом насчет Марии. Накануне вечером Энни Фаулер привезла ее в гостиницу. Я встретила их там и отвезла в клинику. Понимаешь, я никогда не спрашивала врачей, может ли состояние Марии быть наследственным. Наверно, боялась. А поскольку я никогда не любила и не хотела детей, то не считала это нужным. Я всегда думала, что… — Майя осеклась.

— Что ты думала?

— Что Мария такая из-за меня. Из-за того, что я была… Из-за того, что со мной сделал Вернон. А когда я начала видеть Вернона после его смерти, это только подтвердило мою уверенность. Что я безумна. Наверно, мой отец тоже был безумным, если покончил с собой. — Она коротко и невесело рассмеялась. — Три поколения, Робин. Ты можешь представить себе, сколько зла я могла принести в этот мир? Можешь представить себе, каких чудовищ я могла нарожать бедному Хью?

Майя немного помолчала, а потом добавила:

— Я помню каждое слово этого специалиста. «Миссис Мерчант, скажу вам как профессионал: вы не можете быть уверены, что второй ребенок не будет страдать той же болезнью». Что ж, не могу сказать, что это стало для меня сюрпризом. Это была одна из причин, одна из множества причин, которые заставляли меня утверждать, что я больше никогда не выйду замуж.

Она снова повернулась к Робин.

— Теперь ты понимаешь, что я не могла так обойтись с Хью? Понимаешь, правда? Я несколько месяцев пыталась разорвать нашу помолвку, но не могла придумать, как это сделать. И поняла, что единственный способ — это заставить Хью возненавидеть меня. Так я и сделала. И у меня получилось. Хорошо получилось. Даже слишком хорошо. — Голосом, полным боли, она прошептала: — Робин, мне и в голову не приходило, что он уедет в Испанию. Клянусь тебе.

Долгое молчание нарушил скрип открывшейся двери. В комнату, припадая на одну ножку, вошла девочка; в здоровой руке она держала тарелку с двумя пирожными, покрытыми глазурью.

Наконец Майя заговорила:

— Робин, скоро я уеду из Англии. Один коммерсант предложил мне возглавить филиал его фирмы в Нью-Йорке. Это позволит мне взять новый старт. Я больше не могу жить в этой стране. Здесь для меня ничего не осталось. Я уеду, возьму с собой Марию и миссис Фаулер и найду дом для нас троих. И больше никаких тайн. Если бы ты знала, как я от них устала…

Когда Майя подхватила Марию и поцеловала ее, Робин поняла свою ошибку. Майя все же была способна любить.

Робин говорили, что время лечит, но она в это не верила. К несчастью можно привыкнуть, только и всего. Ты перестаешь думать, что шаги на лестнице принадлежат Джо, перестаешь думать, гуляя по Болотам, что опершийся на калитку человек с трубкой — это Хью. Иногда она даже жалела о том, что эти уколы боли уходят в прошлое. Они заставляли ее любимых прожить немного дольше.

Хуже всего было на Рождество. Она сама, родители, Мерлин и Персия выбивались из сил, чтобы в доме на Болотах было весело. Ричард и Дейзи время от времени заговаривали о переезде в Лондон, но Робин подозревала, что они никогда не бросят ферму Блэкмер. Она так и не смогла привыкнуть к перемене, происшедшей с родителями. К старому и усталому лицу Ричарда и к тому, что Дейзи нуждается в ней. Не смогла привыкнуть к мысли, что теперь она — их единственный ребенок. Иногда эта любовь тяготила ее.

Она ездила к Элен в Ричмонд и писала Майе в Америку. Робин понимала, что жизнь развела их. И лишь изредка ощущала, что между ними еще есть какая-то связь — возможно, более сильная, чем воспоминания об общем прошлом и общих секретах.

Она упорно занималась и часто засиживалась за учебниками до полуночи. Не падала в обморок при виде трупа, который нужно было препарировать, как это случилось с одной ее однокурсницей. Ее не обижали приставания некоторых студентов и пренебрежение некоторых преподавателей. Она училась с неослабевающим упорством, наконец поняв, что это ее главное достоинство. И знала, что когда начнется специализация, она станет педиатром. Больной ребенок Майи, дети, о которых она заботилась в Испании и в клинике, несчастная малышка Мэри Льюис, лежащая в корзине, — все это продолжало пугать ее. Читая в больничной библиотеке книгу за книгой, она приходила к выводу, что болезнь Марии вызвана скорее трудными преждевременными родами, чем наследственностью. Она держала это мнение при себе, но временами чувствовала приступы своей старой страсти. Беременные женщины все еще умирали из-за антисанитарных условий; детей все еще калечили безграмотные коновалы и повивальные бабки. Она больше не считала, что сможет изменить мир, но думала, что сумеет внести свою лепту в его постепенное улучшение.