Александра Маринина - Оборванные нити. Том 3

Так рассуждал когда-то пятнадцатилетний Серега. А сейчас слова стихотворения впивались в голову и рвали мозг на части.

Поэт обращался лично к нему. Все должно приходить вовремя, тогда оно имеет смысл.

— Как вы думаете, долго еще? — обратился Саблин к секретарю Кашириной, которая откровенно скучала за своим столом и раскладывала на компьютере пасьянс.

Та оторвалась от своего занятия и виновато улыбнулась. Она была приятной молодой женщиной без малейших признаков заносчивости перед теми, кто приходил в эту приемную, намереваясь решить свой вопрос при личной встрече с советником мэра по безопасности. Секретарь хорошо понимала, что лишнего времени нет ни у кого, и желания часами просиживать на стуле в ожидании, пока разрешат войти, тоже не наблюдается. Она искренне сочувствовала каждому, кто вынужден был ждать, проявляла любезность и радушие, всем и всегда предлагала выпить чаю или кофе и вообще была милой и обаятельной. Саблину уже приходилось сиживать на этих стульях с неудобной спинкой, которыми заменили такие удобные, но старые кресла, и никогда ожидание его не тяготило: атмосфера в приемной Кашириной была какой-то удивительно теплой и ненапряжной.

Но сегодня его бесило все. Собственно, не только сегодня. Весь последний месяц он ощущал себя обнаженным нервом, который выставили на всеобщее обозрение. Разумеется, огромное число людей уже знали о том, что его постоянно приглашают в следственный комитет, и вот-вот последует вынесение постановления о привлечении его в качестве подозреваемого, а там и до заключения под стражу рукой подать, не говоря уж об отстранении от должности. Косые взгляды, иногда сочувствующие, но чаще любопытствующие и еще чаще — злорадные, буквально преследовали его. На работе в Бюро все шло наперекосяк, танатология была завалена работой, экспертов не хватало, областное Бюро не спешило присылать кадры, и Саблин, вместо того чтобы организовывать бесперебойное функционирование судебно-медицинской службы, ходил в секционную, вскрывал трупы, сам проводил гистологические исследования и писал заключения. Все разваливалось, включая его собственную жизнь.

Но почему-то внешнему миру не было до этого никакого дела. И когда приняли решение о коренной переработке всей концепции безопасности, в том числе и разделов, касающихся не только чрезвычайных ситуаций, но и гражданской обороны, Саблину, так же как и всем поголовно руководителям заинтересованных служб, вменили в обязанность в недельный срок подготовить свои предложения и доложить их лично Кашириной. Предложения он с грехом пополам написал, позвонил в приемную, спросил, когда можно прийти, и ему назначили время сегодня в 17.30. А теперь уже четверть седьмого, но его до сих пор не пригласили в кабинет советника мэра: перед самым носом пришедшего за десять минут до назначенного времени Саблина к Кашириной зашли двое каких-то мужчин с надутыми озабоченными физиономиями. И до сих пор не вышли.

Секретарь с симпатией посмотрела на Саблина, ничуть не разозлившись на то, что ее оторвали от пасьянса.

— Вы уж потерпите, Сергей Михайлович. Надеюсь, они вот-вот выйдут. Вообще-то, когда они приходят, это бывает надолго, так что… Даже и не знаю, чем вас утешить. Может, кофейку вам сделать?

— Спасибо, не нужно, — отказался он. — Я уже и так три чашки выпил.

В приемной, кроме него, посетителей больше не было. Саблин водил глазами по стенам и пытался выстроить собственные мысли в более или менее логичную цепочку. Но ничего не получалось. В голове в единый клубок сплелись мысли о Вихлянцеве и его убийстве, о собственных перспективах в связи с этим оказаться на нарах, о кадровом провале и в экспертизе трупов, и на «живом» приеме, о рицине и личности того, кто его так странно и страшно использует, об Ольге, по которой он безумно тосковал, о байкере Максиме, который не притронулся к своему закутку в гараже и ничего оттуда не унес после разговора с Саблиным, о директоре похоронной службы, который столь неравнодушен к отравлениям и ядам. И даже о Льве Станиславовиче Тасконе, высказавшем мысль о том, что мужчина-отравитель чаще всего является эстетом. А сам Таскон разве не эстет? Еще какой! Цитирование на память витиеватых старинных оборотов, умение ценить красоту, любовь к книгам и особенно к поэзии… Неужели Таскон? Как-то слабо верится… Впрочем, почему бы нет?

Открылась дверь приемной, ведущая из коридора, и появилась массивная крепкая фигура водителя Леонида Чижова.

— Кать, ну чего там? Мне велено было к восемнадцати машину подавать, пришлось с техосмотра уезжать, а у меня уже и очередь подошла… Теперь только через три дня удастся. Знал бы, что так долго, остался бы. Или случилось что?

— У Татьяны Геннадьевны посетители со сложным вопросом, а потом еще Сергей Михайлович записан на прием, так что даже не знаю… Наверное, не меньше получаса. Ты, Ленечка, почему меня не слушаешь?

— А чего? — как-то совсем по-детски спросил огромный мускулистый Чижов.

— А того, что я тебе сто раз говорила: если не знаешь точно расклад — позвони мне, я тебе все скажу, чтобы тебе зря не ездить и лишнего не ждать. Позвонил бы мне, я бы тебе сразу сказала, что раньше семи вечера Татьяна Геннадьевна точно не освободится. А ты как тот солдат: получил команду — и тупо выполняешь. Инициативу надо проявлять, Ленечка.

На лице Чижова проступила такая растерянность, что секретарь не выдержала и фыркнула.

— Давай я тебе чайку налью, у меня шоколадка есть. Хочешь?

— Давай, — охотно согласился Чижов.

Взяв чашку с чаем и половинку шоколадки, водитель устроился на стуле, стоявшем у другой стены, прямо напротив Саблина, который, с завистью оценив великолепную физическую форму Леонида, невольно переключился мыслями на Каширину. Правда или нет, что этот парень — ее любовник? С одной стороны, она женщина, безусловно, и красивая, и обаятельная, но, с другой стороны, она старше его лет на двадцать. И если мужской интерес Леонида к Татьяне Геннадьевне был бы Саблину совершенно понятен, то вот интерес зрелой умной женщины к такому молодому и не особенно умному, хотя и накачанному, мужику был для него необъясним. Нет, он в принципе знал о существовании женской тяги к молодому здоровому мужскому телу, но Татьяна Геннадьевна никак не производила впечатления женщины, которой такой интерес мог быть свойственен. Ей нужен партнер-ровня, друг, собеседник, человек с таким же жизненным опытом, как у нее самой. С молодым необразованным Ленчиком ей было бы скучно. Но ведь она, как говорят, притащила его за собой сначала из областного центра в прокуратуру, а потом и в администрацию. Значит, за этим что-то стоит. И все равно непонятно. Как-то не вяжется с образом той Кашириной, который сложился в голове у Сергея.