Питер Хёг - Условно пригодные

– Я тоже стал старше,- ответил он,- это тот шанс, который появляется у тебя оттого, что время идет и ты растешь. Боль не становится меньше. Но тебе становится легче справляться с ней.

Теперь я заметил, что он выглядит старше и спокойнее.

– Оставайся здесь с нами,- сказал я,- навсегда. Никто никогда тебя не сможет исключить.

Он ничего не ответил, он просто дал мне понять, что надо поспать.

Когда я проснулся, Август пришел в себя, он читал ходатайства и дела – Катарина оставила их на столе. Он был в беспокойном состоянии.

Он хотел, чтобы я забрал бумаги, я не взял их, он протянул их Катарине.

– Я прочитал их, пока вы спали,- сказал он.

И начал читать вслух:

«В Управление общеобразовательных школ. Настоящим частная школа Биля просит Управление о разрешении на проведение школой того эксперимента, предварительный план которого обсуждался на собрании в управлении 11 ноября 1969 года и который более подробно излагается ниже».

Он опустил бумагу.

– Вот оно – доказательство,- сказал он.

Он стал рыться в стопке бумаг, если он зачитывал что-нибудь, то медленно и с трудом, голос как будто ощупью искал слова.

«В качестве ректора частной школы Биля настоящим письмом я ходатайствую об утверждении Министерством образования прилагаемого подробно изложенного экспериментального проекта, а также о выделении Министерством средств для покрытия расходов, связанных с проведением проекта».

– Это заговор,- сказал он.- Все рассчитано. Они собрали людей. Теперь их должны уничтожить.

– Свести вместе,- поправила Катарина.- Они хотят взять детей из воспитательных домов и тюрем для малолетних преступников и поместить их в обычную школу. Сведение вместе. В этом и состоит их план.

Оскар делал мне какие-то знаки, и я услышал звук. Это лаял ротвейлер Андерсена. Однако он успокаивающе помахал мне.

Август продолжал, он полностью погрузился в бумаги: «…после совещания со специалистами в области педагогики и психологии настоящим мы просим Фонд помощи детям-сиротам о покрытии расходов в связи с приемом на работу инспектора интернатского отделения, поскольку…»

Он остановился.

– Это Флаккедам,- сказал он.- Эксперимент начинается с этого. А затем распространяется. Почему из этого делают тайну – здесь написано, что это секретно. Зачем это?

Это были те же выписки, которые лежали в его личном деле в кабинете Биля.

– Это из Государственного отдела регистрации правонарушений,- сказал я.- Должно быть, они получили одобрение Министерства юстиции, они секретные.

– Он пишет, что все это ради детей,- сказала она.- Чтобы у них была возможность как можно дольше оставаться детьми. И чтобы их не отягощала ответственность взрослых. Он всегда так считал.

– Да,- сказал я.- Это же он говорил, когда запретил создавать ученический совет.

Август теперь совсем разволновался и не мог сидеть на месте, он встал, руки его касались шкафов, он ощупью двигался вдоль них. Оскар больше не смотрел на меня, он смотрел на Катарину.

– Он пишет, что этот эксперимент опережает свое время,- сказала она.- Что он принадлежит будущему. Что он опережает общественное мнение. Поэтому лучше проводить его так, чтобы никто не знал об этом. И рассказать о нем только тогда, когда будут убедительные результаты.

Август исчез где-то в глубине склада, его не было видно, слышно было только, как он бродит где-то в темноте.

– У них ничего не получилось,- сказала она.- Они, наверное, думали, что могут помочь, сделать из школы «Мастерскую Солнца», как он говорил. Превратить ее в лабораторию, где больше не существует разницы между больными и нормальными. Вот поэтому вас и приняли. Вот поэтому появилась Хессен и проводилось это бесконечное тестирование. Вот почему они приняли на работу Флаккедама. Чтобы обеспечить безопасность.

Теперь мне были видны его глаза, где-то в темноте они вбирали в себя весь оставшийся в помещении свет, сверкая, словно глаза хищника.

– А как же звездочки Карин Эре? – спросил я.- А все полученные нами удары? А оценки и расписание? Этому-то ведь по-прежнему нет объяснения?

– Да,- сказала она.- За их планом скрывается какой-то другой. А о нем мы ничего не знаем.

– Кто же тогда знает? – спросил Август.

– Кто-то больший, чем они.

Неожиданно он оказался перед ней, я хотел что-то предпринять, но не успел. Для Хумлума это тоже было неожиданностью, он тоже не успел подняться с места.

– Нет ничего выше, чем они,- сказал Август.- Они все рассчитали. Вот почему они должны исчезнуть, любым способом…

Вот в этом-то и состояла его стратегия. Ненависть. Но она должна была быть обращена на кого-нибудь, она не могла существовать просто так, сама по себе. А те, кого ненавидишь, должны были быть ответственными. Иначе они не будут ни в чем виноваты.

– Это не поможет,- сказала она.- За ними стоит нечто большее.

У нее был очень настороженный вид. Не только из-за него, но из-за чего-то другого, чего-то вокруг нас. Она была близка к чему-то важному.

– За ними дыра!

Он прокричал это. Затем обернулся и ладонью разбил стекло в шкафу. Потом прижал ладонь к осколкам стекла, которые остались в раме, и начал поворачивать ее. Только тогда к нему подбежал Хумлум и оттащил его в сторону, потом подоспел я.

Катарина стояла выпрямившись, она не сдвинулась с места. Одной рукой я держал его, другой снял с себя рубашку, оторвал от нее рукав и обвязал ему руку. Потом он отошел от меня.

Он шел вдоль шкафов и смотрел через стекло на вещи на полках, на чучела животных. Ему надо было за что-нибудь держаться, чтобы не упасть.

– Все как дома,- сказал он,- по двенадцать штук всего, со старых времен. И все закрыто, а то испачкается. У кого-нибудь есть покурить?

Я протянул ему пачку – это была его собственная – и спички. Я спрятал их перед тем, как пришли за его вещами, после того как его положили в изолятор.

Он сам зажег сигарету, но потом она выпала у него из рук, он наклонился и поднял ее. Втянул в себя дым и закашлялся.

– Черт побери, как хорошо,- сказал он.

Он держал сигарету перевязанной рукой, повязка была уже мокрой. Когда все устроится, я сделаю ему настоящую повязку и промою рану.

– Теперь ей приходится ездить на автобусе, – сказал он,- это я про маму, хотя она это ненавидит. Стоять там, держась за поручни, к которым прикасались другие люди. Хотя она и в перчатках в сеточку. Когда я вернусь, я куплю ей машину.

Казалось, что он говорит во сне. Катарина отвела его назад к столу и усадила. На лбу у него выступил сильный пот, она одной рукой поддерживала его затылок, ладонью другой руки вытирала пот.

– Никто не имеет права трогать меня,- сказал он.

Но он не стал противиться.

Мы сидели вокруг стола. Август склонился к Катарине. Она не трогала его. Просто придвинулась поближе, чтобы ему было удобнее сидеть.