Владимир Михайлов - Сборник Посольский десант

— Если вам угодно уточнять. Но спешу обрадовать вас: на Земле нас всегда было мало, часто — лишь один. Потому что пока я один — я даже для компьютера исключение, шутка природы; меня все знают и никто не подозревает именно из-за моей приметности. Но если бы тот же компьютер выдал вам анализ основных примет двух или трех подобных, вы заподозрили бы, что в этом уродстве есть своя система. А с недавних пор мы и вовсе отказались от использования наших уроженцев в чужих мирах: оно бывает нужным лишь вначале… Да, к разнообразию обликов у вас привыкли еще со времен короля Гаргантюа: его раса ведь, согласитесь, тоже достаточно отличалась от живущих ныне.

— Ну, если говорить о Гаргантюа… — невольно улыбнулся Изнов.

— Об этом мы успеем поболтать в часы досуга. Надеюсь, что не все время будет уходить в трудах. А пока лишь прошу вас поверить, чтобы не омрачить наших отношений с самого начала: за все время пребывания у вас я не сделал — и никто из нас не делал ничего, что могло бы принести Федерации хотя бы ничтожный вред. Только информация, один лишь сбор информации. Некоторые детали технологий, может быть — но ведь наши торговые интересы в Галактике нигде не пересекаются. Но прежде всего нас интересовала ваша история, ваша культура — мы понимали, что рано или поздно, невзирая на удаленность, у нас возникнет потребность в общении. И вот мы уже знаем немало о вашей истории, а знание прошлого немаловажно для того, чтобы рассчитать ваши действия в будущем. Вы же, могу поручиться, имеете о прошлом нашей Империи лишь очень слабое представление.

— Боюсь, что и о настоящем, — вздохнул Изнов.

— Попутное крохотное замечание: такой вздох у нас во всех случаях означает лишь одно: объяснение в страстной любви. С удовольствием принимаю его на свой счет, но при беседах с нашими дамами… Лицо Изнова осталось неподвижным. Федоров, похоже, был задет последними словами куда глубже. Синерианин усмехнулся, оттопырив нижнюю губу.

— Отлично понимаю ваши чувства. На Земле и я испытывал нечто подобное. К сожалению или к счастью, наши расы в этом отношении анатомически, вообще — биологически несовместимы. Если бы когда-то — в прошлом, разумеется — нашим мирам пришлось воевать, то среди всех ужасов войны не было бы одного: насилия над женщинами с той или другой стороны. Не берусь, правда, утверждать, что это привело бы к благим последствиям: неутоленное желание мстительно. К счастью, война нам не грозит, прошли времена, когда веру насаждали мечом. И потому вам неизбежно придется общаться с нашим лучшим полом — как только освоите язык. И хочу дать вам совет, который намного облегчит проблему непринужденного общения с нами. Поменьше думаете, что беседуете с синерианином. Представляйте, что вы на маскараде, и под маской — обычный терранин, который из-за крайнего упрямства никогда этой маски не снимет — ну, как не станет раздеваться перед вами донага.

— Хороший совет, — оценил Федоров. И прибавил: — Для вас. Но мы им воспользуемся.

— И прекрасно. Однако, вернемся к истории. Сейчас, когда вы удостоитесь приема у императора, самое время дать вам хоть крохи информации о нашем прошлом. Наш мир — мир традиций, насчитывающих отроду сотни, а то и тысячи лет. Они порой доставляют неудобства, временами способны вызвать у стороннего наблюдателя смех, но мы дорожим ими и придерживаемся их. Традиции — один из основных устоев общества, залог его стабильности. А наше общество весьма устойчиво. И прежде всего потому, что мы ревностно оберегаем основную нашу традицию — веру. Для нас вера — основа основ, уже сотни, нет, тысячи лет она дает нам силы, более того — она-то и создала Империю, и продолжает поддерживать ее. Но об этом можно говорить много. Традиции, да… Одной из них является способ, каким вас только что доставили сюда. Старый дурак церемониймейстер не удосужился своевременно дать вам необходимые пояснения: просто не подумал о том, что кто-то может не знать этого. Сделаю это сейчас. Мы — Империя, и равных нам нет во Вселенной. Думать так — тоже традиция, и очень живучая. Раз нам нет равных — у нас не может быть послов. Могут быть лишь просители из разбитых и подчиненных миров. Мы разговариваем с прочими не на равных, а сверху вниз. И хотя на деле мы не только признаем, но и выполняем все установления Галактического права, посол может быть доставлен к императору лишь в цепях, пусть бутафорских, под виселицей, в сопровождении палача и толпы плененных соотечественников посла. Когда-то (и непонятно, ирония или сожаление прозвучали в речи синерианина) цепи не были бутафорскими, рабы — статистами, а палач — маленьким чиновником, не убившим в жизни даже курицы. Но те времена прошли.

— И все послы соглашаются с таким протоколом?

Синерианин улыбнулся Изнову.

— Далеко не все. И в результате наши внеимперские отношения хиреют, и мы искренне рады вам.

— Скажите, а почему бы…

— Одну минуту. Простите, что прерываю вас, но времени остается все меньше, а я должен предупредить вас еще кое-о чем. Традиции! К лицу, которому вы намерены выказать уважение, вы приближаетесь спиной вперед. Тем самым показываете, что верите ему настолько, что подставляете самое свое незащищенное место — спину. Поворачиваетесь лицом раньше или позже, в зависимости от соотношения между его и вашей знатностью. Повернувшись, кланяетесь. Если это лицо — отец веры или, как сказали бы у вас, священнослужитель, синерианин сложит руки, как предписывает ритуал, вы же лишь протянете обе руки ладонями вверх и затем прижмете их к своей груди. Император — одновременно и Великий Отец веры. К нему повернетесь лицом лишь по его приглашению. Я буду рядом и подскажу, когда остановиться и как повернуться. Запоминаете?

— Пока удается.

— Когда повернетесь, то увидите, что император располагается на высоком помосте. Но, обращаясь к нему, будете смотреть не на него (это было бы тягчайшим преступлением против этикета), а гораздо выше — туда, где стена переходит в потолок. Тоже традиция: ваше представление о величии императора подсказывает, что он находится на неизмеримой высоте. И руки простираете тоже почти вертикально вверх.

— Относится ли это и к наследному принцу?

— У нас нет наследника, как нет закона о престолонаследии. Мы — монархия абсолютная, но не династическая.

— Как же приходит новый император?

Синерианин усмехнулся.

— Им становится безупречнейший в делах веры. Вот так-то. Ну, что еще? Да: задавать вопросы императору разрешается, но лишь о здравии его и близких. Когда императору неможется — такое бывает, — вопросы заменяются словами восхищения его здоровьем. Сам император тоже задает вопросы. Не стану учить вас, но прошу отвечать с максимально возможным тактом. Впрочем, никаких подвохов в его вопросах не будет.