Пауло Коэльо - Победитель остается один

Он в очередной раз смотрит видеозапись, где Гэри Риджуэй, «убийца с Грин-ривер», ни разу не дрогнувшим голосом спокойно повествует, как убил сорок восемь женщин – почти все были проститутками. Он рассказывает о своих злодеяниях не потому, что желает покаяться в грехах, снять с души невыносимое бремя вины – нет, просто прокурор предложил ему сделку: в случае признания смертный приговор заменяется пожизненным заключением. Иначе говоря, убийца, столько времени действовавший безнаказанно, не оставил доказательств своей вины, достаточных, чтобы его можно было казнить. Но может быть, он просто устал от зловещей миссии, которую собирался выполнить, или же она ему наскучила.

Риджуэй. У него был стабильный заработок – он трудился дорожным разметчиком и жертв своих мог вспомнить, только если сопоставлял их с тем или иным рабочим днем. Два десятилетия, на протяжении которых за ним по пятам ходили сыщики – иногда до полусотни, – он совершал преступления, умудряясь не оставлять следов и улик.

«Этот человек был, что называется, не семи пядей во лбу, особыми дарованиями не отличался, был не слишком-то образован и трудолюбив, но зато ремеслом убийцы владел в совершенстве», – вспоминал один из детективов.

Иначе говоря, был прирожденным убийцей – при том, что не менял местожительства. Это дело было даже отправлено в архив как безнадежное.

Моррис видел эту запись уже сотни раз. Всякий раз она вдохновляла его, но сегодня почему-то не произвела обычного действия. Он закрывает это окно и открывает сайт, на котором представлено письмо отца Джеффри Дамера, «каннибала из Милуоки», с 1978 по 1991 год убившего семнадцать человек и расчленившего трупы:

«Я, разумеется, не мог поверить тому, что говорила полиция относительно моего сына. Я многократно сидел за столом, за которым он расчленял своих жертв и служил сатанинскую мессу. Открыв его холодильник, я не обнаружил там ничего, кроме нескольких бутылок молока и банок содовой. Возможно ли, чтобы из ребенка, которого я носил на руках, вырос кровавый маньяк, чье лицо глядит на меня со страниц всех газет? О, если бы я оказался на месте тех отцов, кто в июле 1991-го получили известие, которого так боялись: узнали, что их дети не пропали бесследно, но были убиты! Тогда я мог бы приходить туда, где упокоились его останки, хранить память о нем. Но нет – мой сын жив, и все эти жуткие злодеяния – дело его рук».

Сатанинский алтарь. Чарльз Мэнсон и его «семья». В 1969 году трое молодых людей проникли в дом кинозвезды и убили всех, кто там был, включая юношу, который как раз в эту минуту выходил оттуда. На следующий день – снова двойное убийство – владельца сети магазинов и его жены.

«Я в одиночку могу покончить со всем человечеством», – говорил Мэнсон.

В тысячный раз Моррис рассматривает фотографию вдохновителя этих преступлений, улыбающегося в объектив среди друзей-хиппи – и среди них знаменитый музыкант той эпохи. Все они всегда говорили о мире и любви и ни разу не были заподозрены в чем-либо предосудительном.

Моррис закрывает все окна. «Дело Мэнсона» ближе всего к тому, что происходит сейчас: здесь ведь тоже – мир кино, и жертвы – известные люди… Некий политический манифест против роскоши, общества потребления и «звездности». Он был вдохновителем этих убийств, но сам никогда даже не появлялся на месте преступления, действуя руками своих приверженцев.

Нет, это ложный след… И несмотря на разосланные им мейлы с объяснениями того, почему он не может дать ответ за столь краткий срок, Моррис мало-помалу проникается тем самым чувством, которое во все времена охватывало сыщиков, распутывавших дела о серийных убийствах.

Чувство, что это имеет непосредственное отношение к нему самому.

С одной стороны, есть человек, надо полагать, совершенно другой профессии, планировавший свои преступления исходя из того, каким оружием он располагает, но не знающий возможностей местной полиции и действующий в абсолютно незнакомом ему месте. Это делает его уязвимым. С другой – органы безопасности во всеоружии своего опыта, привыкшие справляться с любыми общественными изъянами.

Тем не менее никто пока не в силах оборвать смертоубийственный путь этого дилетанта.

Моррис думает, что не стоило ему вообще отзываться на просьбу комиссара. Решив когда-то поселиться на юге Франции, потому что здесь климат лучше, и люди веселей, и море совсем близко, он полагал, что еще много лет сможет наслаждаться всеми радостями жизни.

Он оставил свою службу в Лондоне, успев зарекомендовать себя лучшим из лучших. А теперь совершил неверный шаг, дав согласие помочь французам в расследовании и поставив тем самым на карту свою репутацию. Весть о его провале дойдет до ушей бывших сослуживцев – и он больше не сможет пользоваться своей славой, заслуженной долгими годами самоотверженной работы. Скажут: «Когда-то он попытался компенсировать свою слабость, первым потребовав установить в нашем департаменте самые современные компьютеры. Теперь в его распоряжении любая техника, но он стар и совершенно неспособен отвечать достойно на вызов времени».

Он выключает компьютер. Экран гаснет, показав сначала логотип того программного обеспечения – «софта» – что установлен на нем. Внутри машины электронные импульсы исчезают из памяти, не оставляя за собой ни вины, ни угрызений совести, ни чувства бессилия.

Но у его тела нет такой кнопки. И мозг продолжает функционировать, прокручивая одни и те же выводы, пытаясь оправдать то, что оправданию не подлежит, нанося ущерб самоуважению своего хозяина, убеждая его, что коллеги будут правы – его чутье, его способность к анализу с годами утратили остроту.

Моррис идет на кухню, включает кофеварку, которая давно уже барахлит, и отмечает про себя, что завтра надо будет купить новую – как и всякую бытовую технику, ее дешевле сменить, чем отремонтировать.

Слава богу, заработала! Он неторопливо пьет кофе. Чуть ли не целый день он только и делает, что нажимает кнопки – компьютера, принтера, телефона, настольной лампы, плиты, кофеварки, факса…

Но сейчас предстоит нажать правильную кнопку в мозгу и не перечитывать больше документы, присланные каннской полицией. Не стоит больше это делать. «Думай иначе, зайди с другой стороны, Моррис, составь список, пусть даже в нем не будет ничего нового»:

1) преступник (по крайней мере, в отношении выбора орудия убийства) проявил себя как человек изощренный и весьма сведущий;

2) он – не местный: иначе выбрал бы более благоприятное время, сейчас Канны наводнены полицией;

3) у него нет характерного «почерка» или он скрывает его, чтобы не дать себя идентифицировать. Очевидно, что эти характерные черты – отчаянная попытка доктора Джекилла избежать зла, причиняемого монстром, как если бы доктор Джекилл сказал мистеру Хайду: «Пожалуйста, задержи меня. Я представляю опасность для общества, и я не в силах контролировать себя»;