Виктория Платова - Stalingrad, станция метро

— Слишком другая.

Самое время рассказать Илье о заживо погребенной в блюзе. И поведать другую историю про Джен, юмористическую, где она, обдолбавшись героином, попыталась записать свои мысли на листках бумаги. Ничего, выносящего мозг и раздвигающего горизонты не получилось, а получилось «В соседней комнате что-то воняет».Это забавно, три ха-ха !, это обязательно бы понравилось Илье. А Елизавете представился бы случай отделаться от ярлыка «югославский наив» — тем более что Югославии давно не существует. Но вся прелесть отношений с Ильей состоит в их безусловной и неутешительной честности. Будучи абсолютно честной, Елизавета пытается принять себя такой, какая она есть на самом деле. Не Кэтрин-Зэтой Джонс, временно оказавшейся накрытой лавиной жиров и углеводов и терпеливо ожидающей спасателей; не подружкой мини-олигарха; не гурманкой, роющейся в тарелке с мраморным окунем; не водилой суперкара, въезжающего в Кортину-дʼАмпеццо со стороны Больцано. И даже не осевшей в центре Кельна аккордеонисткой, как мечтал Карлуша.

На самом деле Елизавета Гейнзе — не очень красивая и не очень стройная молодая девушка. Праздная мечтательница, выходящая на подмостки собственной судьбы лишь со словами «Кушать подано!» А других реплик никто для нее не написал.

Что еще?

У нее нет и никогда не было парня; ее не одолевали записками и звонками, не приставали на улицах и в метро с домашней заготовкой: «Девушка, у вас красивые глаза». Сам выход в мир и посещение общественных мест чреваты стрессом: Елизавета постоянно чувствует себя пехотинцем, попавшим под перекрестный огонь. Пули свистят рядом, канонада грохочет поблизости, и нет никаких гарантий, что шальной снаряд (с надписью «по толстой жабе ! » на промасленном боку) не попадет в нее и не оторвет одну из конечностей, а то и половину туловища. Быстрее в укрытие, скорее в блиндаж!.. В блиндаже Елизавету ожидают пирожные эклер, печенье курабье и восточная сладость под интригующим названием «ойла союзная». Елизавета — безвольное существо и не в силах отказаться от сладкого! Тренажеры вызывают в ней уныние, скакалки и эспандеры — скуку, а одна лишь мысль о беге трусцой способна вогнать в длительный коматоз. С работой тоже не все просто. Обычно прозорливая Праматерь ошибается насчет Елизаветы, считая, что помогать по мере сил больным и немощным, — ее призвание. А ведь Елизавета внедрилась в жизнь стариков в надежде на снисхождение и лояльность с их стороны, никаких других причин не было.

Снисхождения и лояльности к ее несовершенствам — вот чего она жаждет, да-аа…

Абсолютная честность до добра не доведет.

— Я терпеть не могу Дженис Джоплин. У меня от нее голова пухнет и в ушах свербит. И хочется, чтобы она заткнулась побыстрее. Но она очень нравится одному человеку, который очень нравится мне. Выходит, я должна полюбить Дженис, чтобы понять этого человека?

— Так ты влюблена? — осеняет Илью.

Ну вот, и Илья туда же!..

Дожив до весьма преклонных восемнадцати, она умудрилась ни разу не влюбиться. Мечты о гипотетических возлюбленных, конечно же, не в счет — они не требуют особенных усилий, как не требуют мужества и отваги. Все те, кто в разное время поражал воображение Елизаветы, имеют одну сходную черту: приблизиться к ним невозможно. Ни на суперкаре, которого нет; ни по беговой дорожке, от которой ее с души воротит; ни под покровом ночи (ночью Елизавета спит сладким сном). Они похожи на персонажи театра теней или на мишени на стрельбище. Самые дальние, выскакивающие прямо из-под земли. Попробуй, попади в яблочко! Ни за что не попадешь.

Правда, Елизавета — отличный стрелок.

Однажды, во время посещения зимнего парка аттракционов, она показала класс в местном тире… Стоп-стоп, не было никакого парка, и тира не было, все это — придумка Карлуши, грандиозная мистификация.

Такая же, как Елизаветины фантазии о почти что состоявшейся любви — в Гонконге, Марокко и закрытой частной клинике санаторного типа.

— Я не влюблена. И этот человек — женщина.

— Тебе очень нравится женщина? Да-а… Не ожидал от тебя такой прыти, Онокуни.

— Это не то, что ты думаешь.

— Да ладно тебе оправдываться… Я-то все понимаю.

Хорошо еще, что Илья не добавил — «как старый, заслуженный гей», иначе получилось бы совсем двусмысленно.

— Не тупи, пожалуйста. Она просто певица.

— Просто певица?

— Просто потрясная певица. От того, что она делает в музыке, у меня крышу сносит.

Праматерь в подобных случаях использует выражение «рвет колпак».

— Так она потрясная певица и ей нравится Дженис Джоплин? Хочешь, угадаю, кто? С трех попыток.

— Валяй.

— Но сначала вопрос. Этот продукт масскульта — местного разлива?

Каждое слово, заключенное в вопросе, оскорбительно само по себе и отстоит от ТТна расстояние в тысячу световых лет.

— Она не масскульт. И она здесь, в России.

— Это существенно сужает круг поиска! Поехали! М-м-м… Пугачиха.

— Смешно.

— Тогда — дочка Пугачихи, забыл, как ее зовут.

— И я не помню, но оборжаться. У тебя осталась последняя попытка.

— Ну, не знаю… Все сложнее, чем я думал. И Дженис Джоплин сильно меня смущает. Хотя с другой стороны, и помогает тоже. Это ведь не ТТ?..

Произнесенное вслух имя «просто потрясной певицы», ласкает Елизаветино ухо. Тем более что Илья произнес его совсем не так, как произносят Пирог с Шалимаром; те обычно подпускают истерические нотки и обличительно повышают голос в конце любой фразы, связанной с ТТ. Там же, в конце, стоит воткнутый в землю щит с надписью: «Poison! For external use only!». [16] Яд! Только для наружного применения! (англ.) В случае с Ильей предупреждающая табличка выглядит не столь криминально, что-то вроде «WET РАINТ!». [17] Осторожно, окрашено! (англ.)

Безусловно, Илья относится к ТТнамного лучше, чем недалекие и косные Пирог с Шалимаром; и этому есть свое объяснение. Жизнь Ильи (прошлая, настоящая и будущая) исполнена страдания, он страшно одинок. И то, что Елизавета довольно часто и беспорядочно мельтешит у него перед глазами, ничего не меняет. ТТже знает об одиночестве все, она умеет объяснять его, умеет классифицировать. Она знает о множестве других вещей (а если не знает, то догадывается) — так как после этого не относиться к ней превосходно? Vortrefflich, ausgezeichnet.

— …Бинго! А как ты догадался, что это она?

— Чего же тут догадываться… И так все ясно.

— А про Пугачиху и ее дочку ты сказал просто так?

— Конечно.

— И ты с самого начала знал, что это ТТ?

— Конечно.

— Из-за Дженис? Из-за того, что она ей очень нравится?