Кун-Суук Шин - Пожалуйста, позаботься о маме

— Разве ты не голодна? — спросил он.

— Я ем, — ответила она, продолжая класть к нему в тарелку куски мяса. — Но ты… что же ты будешь делать? — Мама отложила ложку, испачканную в супе. — Это я во всем виновата. Прости меня, Хун Чол.

* * *

Мама стояла на перроне в ожидании поезда, засунув в карманы свои мозолистые руки с коротко подстриженными ногтями, и на ее глазах блестели слезы. Тогда он подумал, что ее глаза напоминают глаза коровы, такие же простодушные и добрые.

Хун Чол звонит сестре, которая все еще ждет его на вокзале. День клонится к закату. Услышав его голос, сестра молчит в трубку. Похоже, она хочет, чтобы он заговорил первым. Они оба написали номера своих мобильных на листовках, но сестре звонят гораздо чаще. В основном это ничего не стоящие сообщения. Один парень сказал, что мама сейчас с ним, и даже в деталях описал, где он находится. Сестра взяла такси, помчалась к пешеходному мосту, который описал звонивший человек, и обнаружила там спящего молодого мужчину, который был мертвецки пьян.

— Ее здесь нет, — говорит он сестре.

Сестра шумно переводит дух.

— Ты еще побудешь на вокзале? — спрашивает он.

— Немного… У меня еще осталось несколько листовок.

— Я приеду к тебе. Давай поужинаем.

— Я не голодна.

— Тогда давай выпьем.

— Выпьем? — удивляется она и умолкает. — Мне звонили, — продолжает она, — фармацевт из аптеки в Собу, напротив базара Собу в Юкчон-дун. Он сказал, что его сын принес нашу листовку и ему кажется, что пару дней назад он видел женщину, похожую на маму, в Юкчон-дун… но на ногах у нее были голубые пластмассовые сандалии. Похоже, она так долго шла, что на ноге образовалась рана, и эта рана гноится, и он смазал ее мазью…

Голубые сандалии? Телефон едва не выскользнул у него из рук.

— Брат!

Он снова крепко прижимает трубку к уху.

— Я поеду туда. Ты поедешь со мной?

— В Юкчон-дун? — уточняет он. — Ты имеешь в виду тот базар Собу, около которого мы когда-то жили?

— Да.

— Хорошо.

Он не хочет возвращаться домой. И ему нечего рассказать сестре. Он позвонил ей только потому, что не хотел возвращаться домой. Но Юкчон-дун? Хун Чол поднимает руку, ловя такси. Он ничего не понимает. Вот уже несколько людей упомянули, что видели женщину в голубых пластмассовых сандалиях, похожую на маму. И что еще более странно, все они утверждали, что видели ее в тех местах, где он когда-то жил. Кайбун-дун, Тайрим-дун, Оксу-дун, Тунсун-дун, Суйю-дун, Сингил-дун, Чонгнун. Когда он приезжал туда, откуда звонили, очевидцы рассказывали, что видели ее три дня, а иногда и неделю назад. Кто-то даже заявил, что видел маму за месяц до того, как она пропала. Получая очередное сообщение, Хун Чол сразу же направлялся туда, где видели маму, один или с кем-то из родственников. И хотя очевидцы утверждали, что видели ее, он не мог отыскать женщину в голубых сандалиях, похожую на маму. Наслушавшись многочисленных историй, он наклеивал несколько листовок на столбах в окрестностях, или на деревьях в парке, или в телефонной будке, просто так, на всякий случай. Проходя мимо мест, где когда-то жил, Хун Чол останавливался и вглядывался в окна комнат, где теперь жили другие люди.

Но где бы он ни жил, мама никогда сама не приезжала в его дом. Кто-нибудь из родственников встречал ее на железнодорожном или на автовокзале. И, оказавшись в Сеуле, мама никуда не уходила и терпеливо дожидалась, когда за ней приедут. Когда она приезжала к старшему сыну, тот отправлялся на вокзал забрать ее, когда к дочери, та сама встречала маму. Никто не произносил этого вслух, но в какой-то момент все в семье решили, что мама не в состоянии одна перемещаться по большому городу. Поэтому, когда бы мама ни приехала в Сеул, с ней рядом всегда кто-то находился. Разместив в газете объявление об исчезновении мамы и раздав великое множество листовок, Хун Чол вдруг осознал, что за эти годы жил в двенадцати разных районах города. Он распрямляет плечи и оглядывается вокруг. На Юкчон-дун, вспоминает он, находился его первый собственный дом.

— Через несколько дней — Праздник урожая…

В такси, направляющемся на Юкчон-дун, его сестра нервно потирала ногти. Думая о том же, о чем и она, он откашливается и хмурит брови. Праздник урожая продолжается несколько дней. Средства массовой информации каждый раз сообщают, что в этом году все больше людей на праздники отправляются за границу. А ведь еще пару лет назад общество критиковало тех, кто уезжал на праздники из страны. Теперь же люди нагло заявляют: «Предки, я скоро вернусь» — и преспокойно отправляются в аэропорт. Сначала когда люди стали проводить семейные ритуальные церемонии в снятых на время праздников квартирах, то беспокоились, смогут ли духи предков их отыскать, ну а теперь люди просто прыгают в самолеты и улетают.

Сегодня утром его жена прочитала в газете, что более миллиона людей собираются за границу в этом году. Как будто это было для него новостью.

— Людям определенно деньги некуда девать, — откликнулся он, на что она пробормотала:

— Люди, которые не могут уехать, наверное, просто не слишком умные.

Отец молча наблюдал за ними.

Жена продолжала:

— Наши друзья едут за границу на Праздник урожая, дети говорят, что им тоже хотелось бы съездить куда-нибудь. — Хун Чол гневно воззрился на жену, не в силах больше все это слушать, а отец поднялся из-за стола и направился в свою комнату.

— Ты спятила? Неужели надо было говорить об этом именно сейчас? — прошипел он, но жена огрызнулась в ответ:

— Послушай, я ведь не говорила, что хочу этого, а лишь передала тебе слова детей. Неужели я не могу поделиться с тобой, о чем думают наши дети? Это просто ужасно. Я должна жить, не говоря ни слова? — Она встала из-за стола и тоже вышла из кухни.

— Стоит ли нам в этот раз проводить ритуальные церемонии? — спрашивает Чи Хон.

— С каких это пор ты стала интересоваться ритуальными церемониями? Ты ведь на праздники даже домой не приезжала, а теперь вдруг вспомнила о Празднике урожая?

— Я была не права. Мне следовало вести себя иначе.

Он замечает, что сестра оставила в покое свои ногти и засунула руки в карманы куртки. Она все никак не может избавиться от этой привычки.

Когда они жили вместе в городе и ему приходилось спать в одной комнате с сестрой и братом, сестра ложилась поближе к стене, он укладывался посередине, а брат — около другой стены. Почти каждую ночь он просыпался от того, что кто-то шлепал его по лицу, и обнаруживал у себя на голове руку брата. Он осторожно убирал ее и уже начинал засыпать, как вдруг сестра роняла ему свою руку на грудь. Именно так они привыкли спать дома, в большой комнате, укладываясь, как им было удобно. Однажды ночью его так сильно ткнули в глаз, что он заорал от боли. Брат и сестра проснулись.