Николай Гарин - Оула

Тело устало, долго находясь в скрученном состоянии. Виталий с сожалением оторвался от созерцания тундры, раскрутил себя и огляделся. Двое за бочкой продолжали что-то бурно обсуждать. Периодически склоняясь друг к другу, они широко открывали мокрые рты и с нажимом прокрикивали что-то явно важное для себя. Нилыч дремал. Из пилотской кабинки тянуло куревом. Железки продолжали греметь. Вой стал привычным, даже добрым и уютным. Сразу потяжелела голова, плечи, охотно закрылись глаза. Но дикая тряска не позволяла сну делать свое привычное дело. И так, и эдак приноравливался Виталий, но сон не шел в него. Плюнув на напрасные старания, он опять закрутил себя и выглянул в окно.

То, что он увидел, потрясло! Пропали звуки, не стало вибрации, да и весь вертолет куда-то делся! Виталий плавно летел над какой-то сказочной землей! Под ним голубыми осколками неба во всю обозримую ширь плыли десятки, а может и сотни маленьких озер. Бугристые перешейки между ними в редких ветвистых лиственницах, низкорослом кустарнике и темной сочной травой напоминали Виталию оправу редких драгоценных камней. Во многих водоемах плавали белые лебеди, где парами, где с выводками, где одинокие… Поменьше в размерах к заросшим берегам жались гуси. Табунки уток казались сверху рассыпанными семечками… Кое-где на открытых местах светленькими конусками стояли чумы, гармонично вписавшиеся в этот сказочный ландшафт.

Виталий перевел дыхание. Вот это да! Он никак не ожидал увидеть нечто подобное. «И где, далеко за Полярным кругом, чуть не на побережье океана!» — восторженно размышлял он, любуясь необычным видом.

То за одно, то за другое озеро цеплялся глаз, и он моментально представлял себя там, внизу в буйстве этой экзотики с детьми и молоденькой Оксаной, с удочками, лодкой, палаткой и костром на самом берегу: «Эх, если бы сюда на недельку!»

Постепенно к Виталию вернулись и вой, и тряска, и грохот, он опять стал ощущать запахи и соседство Нилыча. «Надо бы разбудить его и спросить, что это за место?» — подумал Виталий и повернулся в его сторону… Нилыч смотрел в окно и, судя по выражению лица, ничего не слышал, и не чувствовал. Он, как и Виталий, несколько секунд назад… летел. Морщинки разгладились, помолодели глаза, которые внимательно всматривались во что-то там внизу, искали…

Так оно и было. Как только стали подлетать к Лаборовой, Оула словно кто-то толкнул в бок. Он очнулся и, неудобно развернувшись к окну, стал ждать встречи…

Проплыли внизу домики, огромные железные бочки, лежащие на боку, чумы, другие постройки Лаборовой. Вдали блеснули озера. И тут Оула, в который уже раз услышал голосок еще маленького Ефимки: «…Там тундра неровная, она в холмах, между которыми много-много озер, а сделала это Тундра для того, чтобы у каждого-каждого ненца было свое собственное озеро, где бы он ловил рыбу, а на берегу ставил чум… Да, мама мне так рассказывала!.. Она говорила, что в этих озерах много рыбы. Все лето живут птицы, выводят птенцов и осенью улетают… А дальше, она говорила, что на закатной стороне стеной стоят синие и очень высокие горы, они не пускают ветра и стужу на эту землю…. В горах тоже есть озера и пастбища для оленей. И на этой земле живут добрые и справедливые люди… Там мои предки и я обязательно туда доберусь!»

За многие годы Оула исходил здесь все. Где только не ступала его нога или не проезжали его нарты. О каждом озере он мог рассказать многое. Показать где чум ставил, где рыбачил, охотился…

С высоты озерки казались маленькими, незначительными, а ведь у каждого своя душа, свое имя, своя история.

Оула хорошо помнил, с каким восторгом он ступил на эту землю… Действительность превзошла все ожидания, все чаяния, которые они связывали с этой тогда таинственной землей, к которой они с Ефимкой немыслимо долго добирались. На этой земле прошли самые трудные и самые счастливые годы. Здесь пришла зрелая сладкая любовь и горе, которое выжгло все внутри. Здесь он оброс многими друзьями и родней. Это его земля, земля без которой он не представлял себя. Он ее нежно любил и любит, и уйдет в нее, когда придет время, когда придут за ним духи.

Неприятно резанул слух писк пилотской двери, и летчик протянул Нилычу планшетку с картой. Тот привычно заскользил по ней своим корявым пальцем, пока не остановился где-то совсем в углу. Летчик крутанул там карандашом и вернулся в кабину. Однако, когда тундра сменилась на каменистые россыпи начинающегося предгорья, летчики пригласили Нилыча к себе, чтобы он «вел» вертолет.

Виталий поглядывал то на широкую спину Нилыча, заслонившую проем в кабину к пилотам, то в окно, где стремительно менялся ландшафт. Уютная, озерная страна осталась позади, ее сменили каменистые почвы с небольшими скальными выступами. Дальше — больше, пока не пошли целые гряды. Виталий перебрался к другому борту, выглянул в окно и ахнул: весь горизонт занимали высоченные острозубые горы! К такой перемене он не был готов, поэтому и застыл в полуприсяде, забыв про скамейку у дверей. Склоны хребтов были изъедены карами и цирками, в глубине которых лежали снежники. Снежные пятна, как случайные мазки на картине виднелись и вокруг вершин острых и колючих. Узкие, отвесные ущелья разрезали скалистые хребты, а внизу широкие, зеленые долины раздвигали их еще шире, собирая в себя ручейки и речушки, превращая их в реки и озера.

Сделав смелый вираж, вертолет пошел между двух пологих и длинных отрогов. Через минуту опять повернул и, перевалив через невысокий перевал, оказавшимся обширным зеленым плато, вошел в широкую долину, заросшую кое-где островками редкого леса.

Из одной сказки Виталий попал в другую. Он метался от борта к борту, от окна к окну, жадно впитывал в себя все, что успевал увидеть. Он даже не заметил, как изменился звук двигателя, машину крупно затрясло, и она начала снижаться.

Темно-бурая молодая медведица осторожно вела своих медвежат вдоль берега небольшой речки, что бежала посередине широкой долины. Это были ее первенцы. Она вела их не спеша и важно. Дорога была хорошо знакома. Трехмесячные черные комочки катились за ней, то обгоняя мать, то отставая. Они смешно и неуклюже переправлялись через ручьи, путались в их крутых, заросших берегах, заглядывали под гнилые колодины, нападали друг на дружку и, грозно урча, катались по траве или камням, пока медведица не рявкала на них сердито.

Прежде, чем пуститься в этот непростой путь, медведица долго изучала запахи, которые собирал ветерок со всей этой обширной долины и приносил ей для распознания. С самого утра он приносил теплый, живой запах оленей, который и возбуждал, и настораживал зверя. Она знала, что всегда, когда носится такой густой, сладкий запах, обязательно рядом опасность. Сейчас она чувствовала и собак, и человека, но они были далеко, и, главное, не было того, что обычно их сопровождает и тревожит…