Николай Гарин - Оула

Пока Яптане с сыном вяло, в одиночестве пили чай, Анисия привела к лодке маленького, щуплого старика Вьюткина, местного лекаря из вогул. Вытащив чуть не половину лодки из воды на берег, они долго осматривали больного. Качали головами и снова склонялись над ним.

Когда Яптане вернулась к лодке, старика уже не было. Бабка Анисия что-то бубнила про себя, продолжая покачивать головой.

— Помрет он, не выдержит до утра-то, — тихо проговорила зырянка.

Яптане вздрогнула.

— Как помрет…, зачем…, я же столько… его везла…, надо что-то делать тетка Анисия, помоги мне, сделай что-нибудь!.. — Яптане растерялась. Глядя на свои руки, она сжимала и разжимала пальцы, а то, сцепив их между собой, ломала в каком-то тихом отчаянии.

— Надо что-то делать, скажи, что делать!?.. — с тихим ожесточением твердила Яптане.

— Старик сказал, что помочь теперь сможет только старик Нярмишка, — осторожно произнесла Анисия.

— Кто это, где он…!?

— Он далеко милая. Очень далеко.

— Как далеко!?.. — Яптане схватила сухую руку старухи.

Семь песков (песчаных отмелей или плесов) надо пройти. Мужиков в селе нет, все на утку ушли или в горах с оленями. Одни старики да старухи, да еще детки малые. А семь песков это всю ночь грести по такой воде.

— А он, этот старик, как его…

— Нярмишка.

— Ну да, он точно сможет, он спасет парня!?

— Он то спасет, он ведь вроде как шаман у них, у вогулов-то, — опять перешла на шепот Анисия.

— Ну что ж, повезу его к шаману, — с какой-то усталой обреченностью выдохнула из себя Яптане. Ефимку оставлю, а сама поплыву.

— Что ты, что ты ягодка, с ног валишься, какая тебе дорога, не дури баба, руки-то вон какие краснющие!.. — старая зырянка испуганно запричитала, хлопая себя по переднику. — Тебе отоспаться надо, угробишься!..

«А может я как раз этого и хочу…» — совсем одуревши и от усталости, и оттого, что так и не спасла парня, хотя старалась сохранить хоть эту, чужую жизнь, думала Яптане. Она очень надеялась, что это принесло бы ей пусть небольшое, пусть совсем маленькое искупление за своих детей. Ей так надо было!

Из лодки послышался слабый стон. Обе кинулись к больному.

К вечеру видимо наступило ухудшение, парень был в горячке. Крутил головой, пытаясь подняться, хватался опухшими руками за края лодки, приподнимался на локтях, изо рта выдавливал какие-то звуки…. На сожженных местах опять потекли ручейки крови.

— Беги, Яптане, у тебя ноги быстрые, там, в амбаре на полочке туесок плоский, неси скоренько милая.

Больной продолжал метаться, что-то выкрикивать. Его руки были сильными, старухе трудно было их удержать. Она говорила с ним ласковым голосом, пытаясь успокоить, унять его буйство. Чистым передником обтирала пот с лица, разговаривая с ним как с ребенком.

Когда Яптане принесла старухе ее аптечку, та быстро развела темную, пахучую жидкость в баночке, и они с трудом влили ее в рот больного.

— Крепкий парень. Столько ран, весь исколот, обожжен и еще терпит! Старик Вьюткин тоже удивлялся, разглядывал раны, щупал да языком цокал. Мало, говорит, людей способных стерпеть такое….

— Пора мне, тетка Анисия, — Яптане пошла отвязывать лодку, — помоги мне ее столкнуть.

— Погоди, милая. Я тебе еще главного не сказала. Нярмишка-то, шаман, еще не всех принимает. Надо с провожатым к нему. Я ведь слышала только про семь песков да про своротку налево — в Красный ручей, похожий на тихую протоку с красной болотной водой. И еще вроде как два маленьких озерца надо пройти и потом протока эта на две делится, а в излучине кедр. Вот и все, что я слышала. Был у нас раньше провожатый к нему, да уж года два как помер.

Яптане рассеянно молчала, разглядывая свои опухшие пальцы.

— Вот я и говорю, родимая, может и вогула-то тово, давно нет на свете. Одна лишь молва осталась.

— Помоги мне, — Яптане уперлась в нос лодки.

Старуха больше не уговаривала, ухватилась за борт и привычно налегла на него, упираясь ногами в илистый берег, пачкая юбки.

— Погоди, выгрузим лишнее, поди вернешься, — старая зырянка принялась вытаскивать узлы из лодки, посматривая на Яптане с грустью и восхищением: «Какие же крепкие эти самоедки, мужикам не уступят!..»

— Баночку возьми. Будет метаться напои.

Повизгивая, крутилась на берегу Лапа, она никак не могла понять, почему хозяйка сидит в лодке без маленького хозяина. Она то забегала в воду, то стремглав бросалась к избе, где давно спал Ефимка.

— Лапа, ко мне, — взяв весло в руки, скомандовала Яптане. И собака послушно запрыгнула в лодку.

— Главное, протоку не проскочи. Она слева будет. Говорят, она совсем незаметная, маленькая, — продолжала напутствовать старая зырянка.

Первые два песка появились почти сразу же за поселком. Они вдохновили Яптане и прибавили сил. Но вот третьи пески она ждала долго. Река выровнялась и текла чуть не по прямой. Высоченные деревья с обеих сторон пугали. Все время казалось, что из-за частокола стволов кто-то подглядывает за лодкой, перебегая от дерева к дереву. Тишина там, в глубине мрачного леса была подозрительной. Даже Лапа сидела, не шелохнувшись, осторожно крутила головой, всматриваясь и слушая сумерки леса. Солнце давно село, но небо оставалось белесо-голубым.

Больной слегка постанывал, но уже не бился как в прошлый раз. Яптане втянулась в мерный ритм гребли настолько, что совсем не чувствовала ни рук, ни спины. Отчаянно хотелось спать.

Немного взбодрилась, когда река запетляла, и опять показались пески. И все же не выдержала, после пятых песков уснула.

Проснулась от всплеска упавшего весла. Собака с недоумением смотрела на хозяйку. Лодку отнесло далеко назад и смертельно уставшей женщине пришлось рассчитываться за свою слабость, вновь проходить пятые пески. Как ни старалась Яптане еще два раза засыпала, пока не добралась, наконец, до Красного ручья.

Если бы не цвет воды она наверняка проплыла бы мимо.

В этом месте лес заметно поредел, берега ощетинились голой, густой растительностью, которая надежно маскировала устье ручья.

После Седьмых песков Яптане заметила, что вода у левого берега темнее, она была словно ржавая и тянулась, прижимаясь к самой кромке берега, узким шлейфом. И даже в этом случае, следуя столь явному ориентиру, женщина проплыла мимо ручья. Пришлось возвращаться, терять силы и время.

Поднырнув под паутину голых веток, она вплыла в маленькую, игрушечную речку. Вода была бордовой, а левый берег все еще в не растаявшем снегу, зато на правом кое-где вовсю синели подснежники. Их чуткие к солнцу головки трепетно ожидали восхода, который должен был вот-вот наступить.

Как во сне плыла по этому тихому, чистому ото льда и засоров ручью Яптане. Словно кто-то следил за ним и вовремя прочищал узкое, но достаточно глубокое русло. Двум лодкам было бы трудно разминуться, повстречайся они вдруг.