Алекс Ла Гума - В конце сезона туманов

Блюз кончился, и женский голос на португальском языке объявил, что передачу ведет станция в Мозамбике. Снова заиграла музыка, мимо кафе протарахтела машина с поврежденным глушителем.

— Откуда у вас отметина под глазом? — спросила Фрэнсис.

— Эта? — Он прикоснулся к шраму. — Упал в детстве. Мы играли в ковбоев на мостовой, и я споткнулся о консервную банку.

— Бедняжка!

— Значит, вы меня видели раньше?

— Ага. Политикой интересуетесь?

— В общем, да.

— Мой отец тоже ходит на митинги и разные собрания.

— А где он работает?

— Они с мамой уже на пенсии. Получают по семь фунтов в месяц.

— Стало быть, вы теперь в семье кормилица?

— Выходит, так. Есть у меня еще женатый брат, но он с нами не живет.

В кафе вошел мужчина и спросил сигарет, взглянул на молодого человека с девушкой, взял сдачу и вышел. Веселье на ярмарке не утихало.

Индианка одиноко сидела за прилавком, уставленным стеклянными банками с конфетами и картонками сигарет. В репродукторе зазвучал португальский танец фадо.

— Работал я на одной фабрике, — рассказывал Бейкс. — Мы штамповали жестянки для джема, для овощей.

— A у нас — кожаные изделия: пояса, сбруя, дамские сумочки.

— Глядя на ваши руки, не скажешь, что за вас машина работает.

— Правда?

— Можно подумать, что вы прачка.

Она засмеялась, и Бейкс залюбовался ее красивым ртом, длинными загнутыми ресницами.

— У нас на фабрике бывали несчастные случаи, — продолжал Бейкс, — штамповальные прессы отрезали работницам пальцы.

— О, боже! — содрогнулась она.

— Хозяин оставлял за пострадавшими пожизненное место на фабрике: пять фунтов в неделю до самой смерти.

Он допил сок, вспоминая фабричный гул и грохот, склонившихся над станками девушек в застиранных синих халатиках и косынках. Они работали как заводные — штамповали несколько тысяч крышечек за смену.

— О чем задумались? — спросила она. Бейкс поднял глаза и покачал головой.

— Так, ни о чем. Вернее, о том о сем.

Она посмотрела по сторонам — нет ли где часов.

— Который час? Мне действительно пора домой.

— Посидим еще, я провожу вас. Где вы живете?

— Неподалеку. И я не боюсь темноты.

— Все равно я провожу.

— Ну если вам не трудно.

Он вынул пачку сигарет.

— Вы курите?

— Редко, но на фабрике все девушки курят.

— Обычное дело.

Она взяла сигарету, поднесла ко рту, он протянул зажженную спичку, потом закурил сам.

— Вы живете с родителями? — спросила она сквозь клубы голубого дыма.

— Их нет в живых. Погибли в аварии, когда я был мальчишкой.

— Простите. — Фрэнсис заметно смутилась.

— Это было давно. Ехали на профсоюзный пикник, и грузовик попал в кювет. — Он смутно помнил, как сидел на краю канавы под деревом, вокруг чемоданы, корзинки, рассыпавшиеся свертки с едой, стоны и причитания. — Потом я жил у тети с дядей.

— Вот как!

— Они у меня хорошие. Тетка — я зову ее тетя Моди — в молодые годы была профсоюзной активисткой. Помню, однажды — только я вернулся из школы — она приходит домой, злая как ведьма. «Чертовы штрейкбрехерши, — говорит. — Мы бастуем, никого на фабрику не пускаем, а эти мерзавки ломятся сквозь пикет. — Но наши девочки задали им жару». И показывает сломанный каблук — пустила его в ход в драке. После этого ее уволили, но она скоро нашла другую работу. Руки у тетки золотые.

— Видать, крепкий она орешек, — сказала Фрэнсис сквозь смех.

— Она у меня чудо!

Диктор начал читать новости по-португальски, и женщина за прилавком выключила радио. Проехал автобус, на фоне иссиня-черного неба ярко светились его окна.

— Нам пора, уже поздно, — повторила Фрэнсис.

— Ну что ж, — согласился Бейкс, поднялся и помог ей встать. Их лица на мгновение сблизились, и он уловил запах душистого мыла, увидел тугую высокую грудь под блузкой. В дверях он пропустил ее вперед, чувствуя, как растет в нем сладкое беспокойство.

На огромном пустыре вдоль пригородного шоссе все еще бушевало в ночи ярмарочное гулянье, рев динамиков был приглушен расстоянием, а цепочки цветных огней будто подернулись вуалью из пыли. Бейкс и девушка побрели вдоль шоссе, потом свернули вбок и пошли мимо темных домиков с палисадниками.

— Ничего, что я вас задерживаю? — спросила Фрэнсис.

— Что вы, что вы! В любом случае я успеваю на автобус.

— Мы почти пришли. Вы живете в городе?

— Да. А вы давно в этом районе?

— Я здесь родилась, правда, в другом доме. Теперь у нас муниципальная квартира.

Они вышли на освещенную площадь с запертыми на ночь магазинами. На фасаде кинотеатра скакали всадники в сомбреро, желтая пыль неслась из-под копыт. Сеанс только что кончился, из дверей повалил народ.

— Вы в кино ходите? — спросил Бейкс, пока они огибали толпу, растекавшуюся во все стороны.

— Изредка. Показывают одну дребедень: ковбои, сыщики, немыслимые романы.

— Обычно девушкам нравятся картины про любовь.

— Каждая надеется, что и у нее все будет так, как на экране.

— У вас есть парень?

Она посмотрела на него, потом ответила:

— Пожалуй, нет.

— А какие мужчины вам нравятся?

— Трудно сказать. Наверно, я когда-нибудь выйду замуж, только не знаю, за кого. А вдруг он будет меня колотить? — Она засмеялась и снова взглянула на Бейкса. Они шли в тени, вдали от фонарей, направляясь к высоким прямоугольным домам с темными и светлыми квадратами окон — как на шахматной доске. Новый квартал растянулся на несколько миль.

— Только у сумасшедшего поднимется на вас рука, — сказал Бейкс.

— Несколько моих подруг повыходили замуж. До свадьбы женихи были шелковые, а потом запили, и теперь у них вечные скандалы.

— Ну, не все мужчины пьяницы, — возразил Бейкс. Ему хотелось взять ее за руку, но внезапно его сковала робость.

— Дай-то бог. Нам сюда.

Они перешли на другую сторону и вступили в тень высоких зданий. Все дома были на одно лицо, как бараки.

— Вот я и дома, — сказала Фрэнсис. — Дальше вам идти не надо.

— Позвольте, я провожу вас до дверей. Это долг джентльмена.

— Ах, какой вы вежливый, — усмехнулась она. — Ну, так и быть.

Во дворе, вымощенном потрескавшейся плиткой, над вытоптанным газоном небо расчертили бельевые веревки, будто канаты под куполом цирка. Казалось, сейчас появятся воздушные гимнасты, но вместо них болтался сохнущий комбинезон — как обезглавленный преступник, выставленный напоказ.

Они пересекли двор и остановились у подъезда.

— Послушайте, — сказал Бейкс, — как бы нам снова повидаться? Может, сходим на днях в кино, или на танцы, или еще куда?

— А вы…

— Что?

— …действительно этого хотите?

— Конечно! — И, набравшись смелости, он добавил: — Вы такая милая девушка.

— Откуда вам известно? Мы только что познакомились.