Алекс Ла Гума - В конце сезона туманов

— Слава богу, я не дежурю в субботу, — говорил констебль с автоматом другому полисмену. — Было бы чертовски обидно пропустить первый матч сезона.

Констебль был молод, плотно скроен, белое круглощекое лицо усеяно прыщиками.

— А кто играет? — спросил второй, облокотясь о крыло грузовика и засунув оба больших пальца за широкий ремень с кобурой.

— «Веллингтон» с «Западным Сомерсетом», — ответил прыщавый.

— Тьфу, ну и начало сезона, — презрительно фыркнул второй, — обе команды ничего не стоят. Вот если б играли «Деревенщины»!

— А ты свободен в субботу?

— Нет, приятель.

— Так ты просто завидуешь, — захихикал прыщавый, — сам бы рад-радехонек сходить, даром что команды слабые.

— Велика беда — схожу на следующей неделе. А дежурство у меня в участке — считай, что повезло.

— Еще бы! — Прыщавый ослабил ремешок автомата. — Лучше, чем торчать вот так на одном месте всю ночь или же улицы патрулировать. Тем более в субботу!

— Тебе что, служба надоела?

— Я этого не говорил.

— Подавай в отставку.

— С какой стати? Я всем доволен — и жалованьем, и выходными.

— Можно на регби ходить!..

— И с девушкой встречаться, — круглощекое лицо расплылось в улыбке.

— Смотри-ка, у тебя и девушка есть! — ухмыльнулся второй полисмен. — Никогда бы не подумал, ты же еще совсем мальчик.

— Не волнуйся, приятель, — гоготнул прыщавый и добавил с гордостью: — Не такой уж я мальчик, как кажется.

— Ну а что за девушка?

— Очень даже ничего. У нас свидание после матча.

— И что же вы будете делать? — лукаво улыбаясь, спросил второй. — Занятно, что ты умеешь?

— Не твоя забота. Я всему обучен.

— Вроде старины Геспера?

— Не надо шутить на этот счет, — насупился прыщавый.

— Господи, натворить такое из-за бабы!

— У него к ней чувство было.

— Иди ты к черту! Не все равно, с кем этим заниматься? В участке это легче простого — привозят пьяных шлюх, смазливых туземочек.

— Я бы с черномазыми не стал.

— Какая разница! Я с ума не сошел, чтобы душить девчонку, а потом стреляться, если она вдруг со мной не захотела. Надо быть последним психом…

— И вовсе дело не в этом, — возразил прыщавый, — бедняга Геспер втрескался по уши, а она и слышать о нем не желала.

— Будто мало других!

— Тебе не втолковать, приятель.

— Нечего мне втолковывать, я и сам знаю, что мне от них надо. А ты, я смотрю, большой специалист в амурных делах.

— Что ни говори, а жаль Геспера. В участке все очень горевали. Начальник даже речь держал, и мы скинулись на венок.

— А кому венок, ему или ей?

— Эй, друг, бога не гневи, — покачал головой прыщавый.

Второй полисмен откинул голову и заржал как конь, потом разогнулся и стал любоваться начищенными носками своих казенных ботинок. Вдали загудел поезд, над рельсами задрожали провода. К полисменам подошел сержант.

— Ван Граан, — обратился он к тому, кто стоял, прислонясь к грузовику. — Отправляйся на ту платформу и гони всех черномазых сюда.

— Слушаюсь, сержант! — Полисмен щелкнул каблуками и нырнул в подземный переход, а прыщавый пошел вслед за сержантом и стал на пост у барьера.

Бейкс видел с моста, как подошел поезд и в один миг на платформу высыпали пассажиры, устремляясь к подземному переходу. У выхода из него людской поток забурлил наткнувшись на плотину из синих мундиров и мечущихся лучей карманных фонариков. За барьер медленно вытекал лишь тоненький ручеек. Из толпы доносились крики и брань. Полисмены обыскивали сумки, залезали в узлы, коробки для завтраков, проверяли документы.

— Пропустите, сержант, я тороплюсь.

— Пошел ты… тоже мне, важная птица! Что у тебя в узле? Показывай!

— Да это моя спецовка, господин. Несу домой, чтобы жена постирала.

— Разворачивай, кому говорят!

— Эй, что там стряслось впереди? Когда мы только до дому доберемся?

— Целый день вкалываешь, а теперь еще это!

— Где твой пропуск?

Тонкие белые пальцы, как черви, закопошились в бумагах, листая странички. Необходимо сверить фотографию на пропуске с владельцем.

— К чертям собачьим, все эти черные на одно лицо. И откуда вы только взялись, мать вашу разэтак! — Снова шуршат странички. — Эй, да у тебя не уплачен налог.

— Как же, давно уж заплатил.

— Черта с два. А ну пойдем!

— Заплатил я…

— Заткнись! С кем разговариваешь, обезьяна! Констебль, в грузовик его!

— Взгляните, там же есть печать.

— Некогда мне, скотина! Так мы до утра не управимся. Будешь оправдываться в суде!

— А ну полезай в кузов, живо!

— Что у тебя за хреновина в кармане? Дагга? Ублюдки, одними наркотиками и живут!

— Это табак.

— А вот увидим — выворачивай карманы!

— Полицейские суки!

— Кто кричал? Эй вы, сзади! Я до вас доберусь, подонки! Прекратите напирать!

— Послушай, макака, твой пропуск ни к черту не годится. Тебе давно пора уматывать из города. Думал нас перехитрить?

— Но у меня работа в городе, сэр.

— Вот оно что! А кто тебе разрешил устраиваться на работу? Ну, черномазый, плохо твое дело. Сержант, вот еще один!

— В кузов, живей, живей!

С моста Бейксу было видно, как молодой полисмен с автоматом заталкивает арестованных в грузовик. Люди в очередях на автобусной остановке провожали их хмурыми взглядами. То и дело подъезжали и отъезжали огромные желтые автобусы, тяжело переваливаясь с боку на бок на разбитых бетонных плитах. Те, кто прошел обыск, торопились встать в очередь.

Миновав мост, Бейкс дошел вдоль шоссе до перекрестка, где выезжали с остановки автобусы. Он был уверен, что сюда полиция не нагрянет — ей вполне хватало дел на станции. И все же у него тревожно ныло под ложечкой. Он весь напрягся, как загнанный зверь, отчаянно вырывающийся из капкана.

Автобус медленно вывернул из-за угла, но Бейксу нужен был другой номер. Ноющее беспокойство переходило в ярость, в свою очередь сменяющуюся безотчетным страхом.

Наконец, замедлив на повороте ход, показался нужный автобус. Бейкс сошел с тротуара и неуклюже прыгнул на забитую людьми площадку. Чья-то рука подхватила его, кто-то сказал над ухом:

— Держись, друг.

Бейкс благодарно кивнул и втиснулся в толчею. На площадке и лесенке на второй этаж яблоку негде было упасть. Какой-то пьяный с красными глазами и измазанным угольной пылью лицом ругался с соседом, орал, что ему помнут рыбу, которую он везет домой из порта.

— Что же я могу поделать? — говорил сосед.

— Старина, я отдал за рыбу пять шиллингов. А ты ее так отделаешь, что есть нельзя будет.

— Я не виноват. Дождался бы следующего автобуса.

— Все равно была бы давка, — подхватил еще кто-то, — давно пора пустить дополнительные машины.

— Словно кому-то есть дело до ваших удобств. — возразила женщина. — Хозяева гребут деньги, а на вас им плевать.