Патрик Рамбо - Хроника царствования Николя I

Пока Император царил над Францией, прежде чем овладеть всем миром, Императрица правила Императором. Влекомая, подобно сороке, ко всему, что сверкает, она годами вощила и скоблила Государя, чтобы он аж блестел под взглядами простолюдинов, и взяла на себя все хлопоты, для этого необходимые: распоряжение нужными обедами и прельстительными празднествами, ответственность за украшение трибун и величину плоских экранов, размещенных в каждой зале их служебных апартаментов, — все вплоть до тщательного надзора за потреблением пищевых калорий, ибо Его Величество имел обыкновение что-нибудь пожевать на ходу, не тратя времени на долгие сидения за столом, отчего могло самым прискорбным образом образоваться неприглядное пузцо. Она даже бдила, чтобы Его Великолепие не забывал подкрепить себя сном, хотя ее благоверный и это считал пустой потерей времени. Императрица пользовалась выпавшими ей полномочиями, чтобы отдалить самых верных его приспешников, не выказавших лично ей должного почтения, что не могло однажды не вызвать бурю, и тут она на целый год убежала с каким-то хлыщом, но к моменту коронации все же вернулась, дабы разделить с супругом надлежащие почести.

В тот вожделенный день, когда на вплавленном в асфальт гравии перед парадным крыльцом Дворца развернули красную ковровую дорожку, Императрица вступила на нее с целым выводком чад: со своими дочерьми и с его сыновьями, причем у всех четверых — длинные волосы цвета соломы, словно они отштампованы по трафарету, а десятилетний дофин Людовик, забавный в своем франтоватом галстуке и блейзере с вышитым гербом, был словно создан специально, чтобы растрогать публику и показать, что новый суверен моложе и современнее ушедшего. Это был день упоительного блаженства для обоих супругов. Его Величество ворковал с высшими должностными лицами, горнистами-оркестрантами и придворными, что теснились вокруг него в чаянии вымолить себе толику желанных благ. Каждое лицо напоминало Владыке о былых заботах, интригах, о поте, пролитом в трудах по умножению достояний, о силе тайных сговоров, о ловкости, нужной, чтобы самому продержаться, а прочих столкнуть с дороги, о всяческого рода средствах, пущенных в ход ради этого. Увы, среди всех этих званых, столпившихся здесь, избранных было мало.

Возложив в темпе ипподромного забега несколько охапок венков и в том же ритме отбарабанив пару-тройку благородных речей, чтоб присоседиться к славным героям старины вроде основателя династии Карла Великого, на которого он столь мало походил, но все же удостоил его особого короткого спича, Наше Красноречивое Величество в том же темпе «presto» упорхнул в Германию. Вопреки своему желанию продемонстрировать полный разрыв со старым порядком, он стал делать то же, что и предшественники. Увидев его рядом с рейхсфюрершей Меркель, которую он любезно похлопывал по спине, многие вспомнили о былых знаменитых дуэтах господ де Голля и Аденауэра, Жискара и Шмидта, Миттерана и Коля, Ширака и Шредера…

Не оставляя попечения о том, как бы покончить с прежними обычаями, Императрица озаботилась изготовлением официального портрета, наняв для этого специалиста по рекламе старлеток, призванного подпустить новизны. Но нет! И тут сказались былые традиции: Государь позировал перед тем же книжным шкафом, как до него король Миттеран, сидевший с книгой мсье де Монтеня в руках. Только Его Величество обошелся без книги, поскольку не имел понятия, как такое держать. Поистине, вот первый из наших властителей, царственно презревший литературную ипостась монархизма: тот отсвет славы, что доставался в удел всем нашим Повелителям, начиная с Мак-Магона, известного своей полнейшей безмозглостью. Больше того — король Галлии (известный как «Мсье де Голль»), когда писал свои речи-заклинания, в подражание маркизу де Саду выдерживал их пассажи в трехдольном ритме, король Помпиду опубликовал вполне пригодную для школ антологию французской поэзии, король Жискар почитал шикарным свое почтение к Мопассану и сочинил весьма бойкие «Мемуары», король Миттеран позволял фотокорреспондентам подлавливать себя в кресле какого-нибудь самолета или вертолета за прилежным чтением господ Шардонна и Жюля Ренара, а еще любил поглаживать старинные томики в переплетах из телячьей кожи… Даже король Ширак, избравший для себя личину неуча, этакого главного старшины, знал, что есть сорок веков китайской истории, а в пору нежной юности переводил русские романы в перерывах между посещениями Музея азиатских искусств.

Наш же Блистательный Правитель не утруждал мозги вовсе. Во время его Французской кампании, приведшей к завоеванию верховной власти, некий злостный репортеришко все норовил выспросить у него, чем шииты отличаются от суннитов и откуда пошла вся эта ближневосточная неразбериха и междоусобица. Его Величество не соизволил дать ясный ответ, ибо думал, что иранцы — те же арабы и ничем от прочих арабов не отличаются. Никто не осмелился приоткрыть ему истину. А все почему? Да потому, что Его Величество предпочитал заменять глупую эрудицию быстротой словоговорения. «Уж я-то не интеллектуал», — любил повторять Наш Целеустремленный Предводитель, в чьих глазах загроможденные всякой всячиной мозги не стоили ломаной медяшки. Решения должны были проворно следовать одно за другим или, того лучше, даже не сами решения, а их зыбкие прообразы.

Николя I с ранней юности усвоил, в чем сила рекламы. Здесь сказалось влияние его отца: как ни мало он пестовал свое чадо, а кое-чему научил, ибо главным его занятием было обновление поблекшей образной позолоты: как, например, обеспечить продажу мыла марки «Мое Мыло» или швейных машинок «Зингер». Однажды и его сынишка вложил свою лепту в рекламное производство: ну да, это он сам, Наш Государь, заделался тем белокурым малышом, что улыбается подданным с пачек стирального порошка «Бонус».

А ведь надо было еще покрасоваться этаким павлином среди сильных мира сего, чтобы признали за равного. И императорская чета, вспомнив об уроках рекламной кампании «Бонуса», триумфально проследовала к одной из вершин, где обитали главные властители мира сего, в замок Гоген-Луковых. Там они о чем-то полопотали среди своих — никто так и не узнал, о чем, собственно: достаточно было просто скорчить хорошую мину и во имя народного умиротворения появиться вместе с улыбками на устах. Наша долговязая Императрица специально надевала балетки, чтобы на любительских и официальных фото не возвышаться над супругом, ходившим в обуви с такими же каблуками; как у Людовика XIV, и по той же причине. Речные раки с приправами из диких трав, кабан под соусом — важные особы приглашали друг друга провести у них отпуск, скучая за столом меж остывающих блюд.