Хербьёрг Вассму - Седьмая встреча

Девушка, улыбаясь, слушалась его руки, глаза ее были устремлены на него. Когда они проходили в танце мимо гвоздя в стене, Горм думал о Руфи. Чувство безнадежности сменилось гневом. Он крепче прижал к себе незнакомую девушку.

Они танцевали вместе весь вечер, и при расставании было бы естественно спросить, не встретится ли она с ним еще раз. Однако он не спросил. Спросила она, но Горм нашел подходящий предлог, чтобы отказаться.

В следующий свободный день он снова пошел на танцы. Элсе, так звали ту девушку, тоже была там, и они опять танцевали вместе весь вечер. Поскольку семья врача, в которой она работала горничной, была в отъезде, она пригласила Горма к себе.

Сперва она сварила кофе и показала ему фотографии своих родных. Потом села рядом с ним на диван и придвинулась так близко, что он был вынужден обнять ее. Горм понял, что у нее уже есть опыт в таких делах, она была ловчее его, хотя и не подавала виду.

Странно было ощущать так близко чужую кожу. Мягкую, кое-где покрытую пушком. Губы у Элсе были горячие, но руки холодные. Горм запутался в ее одежде. Пуговицы, пояс… Он заметил, что она затаила дыхание в ожидании его рук. У него закружилась голова, и в то же время он почувствовал уверенность в себе.

Хотелось растянуть время, чтобы полнее проникнуться происходящим, но вдруг все стронулось и понеслось, остановиться было уже невозможно. Хорошо, что ему удалось достать презерватив. Элсе погасила свет.

В какой-то момент у него мелькнула мысль, что все должно было бы быть иначе, но изменить что-либо он уже не мог. О девушке он словно забыл. Но позволил ее коже завладеть собой. В решающий момент у него перед глазами возник тот гвоздь в стене. Он сам в ярости забил его туда.

Позже он пытался угадать, что чувствовала девушка, однако она молчала. Да и что она могла бы сказать? Одеваясь, он заметил на себе ее взгляд, и его охватила грусть, которую Ой не мог выдержать в одиночестве. Поэтому он подошел к ней, обнял и спросил, хочет ли она встретиться с ним еще.

— Да, — прошептала она и крепко прижалась к нему. О том, что случилось, они больше не говорили.

— Ты такой вежливый, — прошептала она, когда он собрался уходить.

Ему бы хотелось, чтобы она сказала что-нибудь другое. Неважно что. Просто другое, что-нибудь необычное. И, не зная, как избавиться от этого чувства, он сказал ей, что она красивая. Кто знает, зачем он это сказал, никто его не просил. Но ее обрадовали его слова, так что сказаны они были не зря.

Пока он целовал Элсе, он понял, что все время помнил, что это не Руфь. По пути в казарму Горм решил написать Элсе, что больше не может с ней встретиться.

Парни в казарме под разговоры о девушках играли в карты. Одд, спавший с Гормом на одной двухъярусной кровати, видел, как Горм танцевал с Элсе.

— Ничего штучка, — сказал он, присвистнув.

Горму это понравились. Это доказывало, что с Элсе стоит иметь дело. Но он не нашел, что ответить Одду.

— Получил, что хотел? — спросил Одд.

— Что получил? — растерялся Горм.

Парни захохотали.

— Между вами что-нибудь было? — спросил парень по прозвищу Языкастый, который никогда не лез за словом в карман.

Горм разглядывал свои карты. У него на руках были трефовый туз и червовый король. Но сейчас это не могло ему помочь.

— А тебе-то что? — сказал он наконец.

— Да так, захотелось узнать, ты вернулся какой-то выпотрошенный. Вот я и подумал, что это ее работа.

Все, кроме Горма, засмеялись. Он снова перебрал свои карты. Оставил себе двойку пик.

— Нельзя безнаказанно сплетничать о дамах, — произнес он как можно спокойнее, ничего другого ему в голову не пришло.

Парни снисходительно отнеслись к его словам. Некоторое время их занимала только игра. Но Горм потерял к ней интерес. Он никак не мог вспомнить лица Элсе, помнил только, что у нее на животе возле пупка было родимое пятно.

Неожиданно Одд ткнул его в бок.

— Горм, с тобой все в порядке?

— Я не уверен, — серьезно ответил Горм и покрыл валета трефовым тузом.

Парни опять добродушно захохотали. Как мало им нужно, подумал Горм. Им только палец покажи, и они уже смеются. А вот ему надо последить за собой, во всяком случае, не напиваться до бесчувствия.

Горм так и не написал Элсе, что больше не может с ней встречаться. Напротив, пока он служил в армии, они встречались регулярно. Это получилось как-то само собой.

Несколько раз сначала был диван, а кофе потом. Если ему хотелось, чтобы было наоборот, было наоборот. Одеваясь, Элсе болтала обо всем, что приходило ей в голову. Горм пытался отвечать на ее вопросы, если, конечно, не предпочитал разговору любовные игры.

Казалось, Элсе тоже служит в армии, только ее часть находится в другом лагере, и им дано встречаться, пока длится и к служба.

Но почему-то Горму всегда становилось грустно, когда он думал об Элсе. Особенно когда все было кончено и он одевался. Ему не хотелось показывать ей этого, чтобы она не подумала, будто это ее вина. Поэтому он приносил ей подарки. Ему было приятно видеть ее радость. Серебряную побрякушку, шкатулку с зеркальцем и ключиком, мохеровый джемпер абрикосового цвета. Больше всего ей нравился медный поясок, который делал ее талию тонкой, как у муравья.

Не считая того, что происходило на диване в отсутствие докторского семейства, самое приятное было слышать, как она восклицает: «Господи, какая красота! Сколько же это стоит?» — и видеть ее радость.

Горм не понимал, как он мог принять ее за Руфь. «Будь осторожнее, — говорил он себе, ты не способен отличить одну девушку от другой». Несколько раз, сидя и глядя на Элсе, он спрашивал себя: «Почему я здесь?»

И это все? — думал он, и ему становилось стыдно за свои мысли. — И ничего больше?

В последнее воскресенье июня Руфь вернулась с Материка.

Она привезла с собой много картонных коробок с вещами, потому что реальную школу она уже кончила. Йоргена нигде не было видно, и она спросила о нем у первого, кто попался ей на глаза.

— Йорген теперь день и ночь пропадает у англичанина, — сказал Педер Почтарь и бросил через поручни свой полосатый мешок, потому что пароход, прогудев, собирался отойти от пристани.

Йорген спустился по склону вместе с собакой, привязанной к ручке тележки. При виде Руфи он расплылся в улыбке, кинул тележку и бросился к ней с распростертыми объятиями. Руфь позволила ему тормошить и тискать себя, стараясь понять то, что он говорил ей.

— Чья это собака?

— Майкла! И Йоргена! — Он снова обнял ее.

Потом внимательно осмотрел рукава и воротник ее пальто. Карманы. Вывернул наружу клетчатую подкладку и восхитился ею. Подобрал носовой платок и мелочь, выпавшие из кармана. Снова запихнул их в карман.