Кадзуо Исигуро - Безутешные

– Мистер Бродский, – начал я, но он тут же меня перебил:

– Райдер, помогите мне. Я должен до нее добраться.

– До мисс Коллинз? Думаю, сейчас нам нужно заботиться о другом.

– Нет, нет. Я должен с нею поговорить. Я это понимаю. Понимаю очень ясно. Мой ум сейчас прояснился. С тех пор, как это случилось. Не знаю, я был на велосипеде, и что-то ударило меня, что-то движущееся – автомобиль, наверное, кто знает? Я, скорее всего, был пьян – этого я не помню, но то, что произошло дальше, вспоминаю. Теперь я понял, все понял. Это он. Он желал, все время желал провала. Он во всем виноват.

– Кто? Хоффман?

– Он скверный человек. Скверный. Раньше я не сознавал, но теперь догадался. С тех пор, как меня поддел этот автомобиль или грузовик, я все понял. Он приехал ко мне сегодня вечером, полный сочувствия. Я ждал на кладбище. Ждал долго. Сердце колотилось. Я ждал все эти годы. Вы не знаете, Райдер? Я долго ждал. Даже когда был пьян, не переставал ждать. На следующей неделе, говорил я себе. На следующей неделе брошу пить и пойду к ней. Я попрошу ее встретиться со мной на кладбище святого Петра. Год за годом я говорил себе это. И вот наконец я был на кладбище и ожидал. На надгробии Пера Густавссона, где сиживал иногда с Бруно. Я ждал. Четверть часа, полчаса, наконец час. Потом приходит он. И хватает меня за плечо. Она передумала, говорит он. Она не придет. Она не собирается даже в концертный зал. Он любезен как обычно. Я его слушаю. Выпейте виски. Оно вас успокоит. Случай особый. Но мне нельзя пить виски, говорю я. Как я могу? Вы что, с ума сошли? Да нет же, выпейте, говорит он. Самую малость. Оно вас подкрепит. Я думал, он желает добра. Теперь я понимаю. С самого начала он не рассчитывал, что эта затея удастся. Он был убежден, что я не справлюсь. Не справлюсь, потому что я… я кусок дерьма . Так он думал. Теперь я трезв. Я выпил достаточно, чтобы сдохла лошадь, но после столкновения я снова трезв. Я вижу все насквозь. Это он. Он скверный, хуже меня. Не допущу, чтобы он торжествовал. Я сумею. Помогите мне, Райдер. Не допущу. Сейчас я отправляюсь в концертный зал. Я всем покажу. Музыка готова, она вся здесь, у меня в голове. Я всем покажу. Но нужно, чтобы она пришла. Я должен с нею поговорить. Помогите мне, Райдер. Отвезите меня к ней. Она должна прийти, должна сидеть в концертном зале. Тогда она вспомнит. Он скверный человек, но теперь я это понял. Помогите мне, Райдер.

– Мистер Бродский, – прервал я его. – Здесь присутствует хирург. Он собирается сделать вам операцию. Это может быть немного болезненно.

– Помогите мне, Райдер. Только помогите до нее добраться. Это ваш автомобиль? Ваш? Отвезите меня. Отвезите меня к ней. Она в этой самой квартире. Которую я терпеть не могу. Ненавижу, ей-богу, ненавижу. Всегда старался не заходить. Отвезите меня к ней, Райдер. Прямо сейчас.

– Мистер Бродский, вам, кажется, невдомек, в каком положении вы находитесь. Нужно торопиться. Я обещал хирургу поискать в багажнике. Вернусь через минуту.

– Она боится. Но еще не поздно. Мы можем завести зверушку. Но Бог с ней, со зверушкой. Пусть просто придет в концертный зал. Это все, о чем я прошу. Прийти в концертный зал. Все, о чем я прошу.

Я оставил Бродского и пошел к машине. Открыв багажник, я обнаружил, что Хоффман набил его вперемешку всяким хламом. Там лежали сломанный стул, пара резиновых сапог, несколько пластмассовых коробок. Я нашел фонарик и при его свете разглядел в углу миниатюрную ножовку. Она была замаслена, но, проведя по зубцам, я убедился, что они достаточно остры. Я закрыл багажник и направился к остальным, которые стояли, беседуя, вокруг печки. Приблизившись, я слышал, как хирург произнес:

– Акушерство стало скучнейшей областью. Не то что в те времена, когда я учился.

– Простите, – вмешался я. – Я нашел вот это.

– Ага, – воскликнул хирург, оборачиваясь. – Спасибо. А с мистером Бродским вы поговорили? Отлично.

Внезапно я вознегодовал, что меня втянули в это дело, и, оглядев лица собравшихся, произнес немного раздраженно:

– Неужели в этом городе ничего не предусмотрено на случай подобных происшествий? Вы говорили, что вызвали «скорую помощь»?

– Вызвали, около часа назад, – отозвался Джеффри Сондерс. – Из вон той кабины. К несчастью, машин сейчас не хватает по причине большого события в концертном зале.

Я посмотрел туда, куда он указывал, и обнаружил, что в самом деле немного в стороне от дороги, на самой границе лесной тьмы, стоит телефонная будка. При ее виде мне вдруг вспомнилось неотложное дело, мне порученное, и я подумал, что, позвонив Софи, я не только смогу ее предупредить, но и получу указания, как к ней добраться.

– Простите, – пробормотал я, шагнув в ту сторону. – Мне необходимо сейчас же позвонить по очень важному делу.

Я добрался до опушки и вошел в кабину. Роясь в карманах в поисках монеток, я видел через стекло, как хирург, тактично пряча за спиной ножовку, приближается к распростертому на земле Бродскому. Джеффри Сондерс и остальные беспокойно жались друг к другу, опустив глаза в кружки или себе под ноги. Хирург повернулся и что-то им сказал, и двое мужчин – Джеффри Сондерс и молодой человек в коричневой кожаной куртке – с неохотой подошли к нему. Несколько секунд троица стояла неподвижно, мрачно созерцая Бродского.

Я отвернулся и набрал номер. Раздались гудки, потом послышался сонный, слегка встревоженный голос Софи. Я глубоко втянул в себя воздух.

– Послушай, – сказал я, – ты, кажется, не понимаешь, что я сейчас просто разрываюсь на части. Думаешь, мне легко? Времени осталось всего ничего, а я еще не начал осматривать концертный зал. Вместо этого я занят чужими поручениями. Думаешь, мне легко сегодня? Понимаешь, что для меня значит этот вечер? Мои родители приезжают на концерт. Это свершилось! Наконец они приедут! Может быть, сию минуту они уже там! И смотри, что происходит. Была у меня возможность подготовиться? Дудки, вместо этого я получаю одно поручение за другим, прежде всего эти дурацкие вопросы и ответы. Веришь ли, в зал притащили электронное табло! Чего они от меня ждут? Они ничем не смущаются, эти люди. Чего они хотят от меня, в самый важный вечер в моей жизни? Но люди всюду одинаковы. Их запросам нет предела. Не удивлюсь, если они сегодня меня освищут. Им не понравятся мои ответы, и они заулюлюкают, и что тогда со мной будет? До инструмента просто дело не дойдет. Или мои родители повернутся и уйдут, как только поднимется гвалт…

– Послушай, успокойся. Все будет хорошо. Никто тебя не освищет. Ты всегда говоришь, что публика тебя освищет, но до сих пор никто, ни один человек за все эти годы ни разу не свистнул.

– Ты, видно, не понимаешь, о чем я говорю? Этот вечер не чета другим. Мои родители приезжают. Если сегодня публика меня освищет, это будет… это будет…