Амос Оз - Уготован покой...

После полудня, закончив работу в гараже, вернулся Ионатан домой, зажег керосиновый обогреватель и, ополоснув лицо и руки, уселся в кресло, укутав ноги в шерстяной плед, поскольку было холодно. Один, в ожидании Римоны, он разложил на коленях утреннюю газету и принялся читать ее. Время от времени то или иное сообщение задевало его за живое. Президент Сирии Нур эд-Дин аль-Атаси и министр иностранных дел этой страны Юсуф Зуиян — оба врачи по профессии — выступили перед огромной возбужденной толпой народа в городе Тадморе, призывая огнем смести с лица земли Государство Израиль. Врач-окулист Юсуф Зуиян поклялся от своего имени и от имени всех собравшихся никого не щадить — до последней капли крови, ибо только кровью можно смыть обиду и святой путь к заре справедливости лежит через море крови… В Хайфе судили подростка-араба за то, что тот, нарушая все нормы приличий, подглядывал в окно за раздевающейся женщиной в квартале Хадар-а-Кармель; обвиняемый на отличном иврите утверждал в свою защиту, что, как свидетельствует Священное Писание, царь Давид так же подглядывал за Вирсавией. Судья Накдимон Цлелихин, как написано в газете, не скрыл своего удовольствия от остроумного довода, и на этот раз юный араб отделался строгим предупреждением… На одной из внутренних страниц мелким шрифтом была напечатана заметка об эксперименте, проведенном учеными в зоопарке Цюриха: чтобы проверить, насколько глубоко погружаются медведи в зимнюю спячку, в их берлогу были направлены потоки света и тепла. Один из медведей проснулся и полностью потерял рассудок…

Но очень скоро газета выпала у Ионатана из рук, и он задремал под размеренно-протяжную мелодию дождя в исполнении водосточных труб. Сон его был неглубоким и неспокойным: он начинался, как это уже случалось, с дремотных раздумий и оборачивался диким кошмаром. Доктор Шилингер из Хайфы, заикающийся гинеколог, пользовавший Римону и посоветовавший «воздерживаться от дальнейших попыток», оказался хитрым сирийским секретным агентом… Иолек уговаривал Уди, Ионатана и Эйтана Р. отправиться добровольцами в опасную поездку в одну из северных стран по заданию службы безопасности… Они должны были поразить змея в его логове ударом топора по голове… Но все шесть пуль, которыми был заряжен пистолет Ионатана, не смогли пробить шкуру его жертвы, потому что пули эти оказались катышками из мокрой шерсти… И человек, обнажив в улыбке испорченные зубы, свистящим шепотом произнес: «Ты збую …»

Ионатан открыл глаза и увидел Римону.

— Четыре пятнадцать, — сказала она, — а на улице совсем темно. Ты поспи еще немного, а я приму душ и приготовлю нам кофе.

Ионатан возразил:

— Да я и не спал вовсе. Просто думал о том, что пишут в газетах. Ты знала, что диктатор Сирии — он по профессии врач-гинеколог?

— Ты спал, когда я вошла в дом, — сказала Римона, — и я тебя разбудила. Сейчас будем пить кофе.

Пока она принимала душ и переодевалась, закипела вода в электрическом чайнике. Тонкая, стройная, свежая вышла Римона из ванной. Подала кофе с печеньем. В красном свитере и голубых джинсах, со светлыми, длинными, только что вымытыми волосами, она напоминала застенчивую школьницу. Горьковатый аромат миндального мыла и шампуня исходил от нее. Они сидели в двух одинаковых креслах, один против другого, и музыка, звучащая по радио, заполняла тишину. Позже зазвучала пластинка, одна из тех, что собирала Римона, мелодия была чувственной, бурной, пришедшей из африканских джунглей.

Римона и Ионатан почти не разговаривали друг с другом. Разве что о вещах самых необходимых. Для ссоры не было причин, а больше говорить было не о чем. Римона, как всегда, казалась ушедшей в свои мысли. И в кресле сидела с отсутствующим видом: поджав под себя скрещенные ноги, кисти рук втянув в рукава красного шерстяного свитера, словно пряча их от холода, она была похожа на маленькую девочку, одиноко замерзающую на садовой скамейке.

Римона говорит:

— Как только дождь на минутку прекратится, я выйду, принесу керосина. Обогреватель почти пуст.

Ионатан, с силой гася сигарету о дно медной пепельницы:

— Не выходи. Я сам принесу керосин. Мне все равно необходимо переговорить с Шимоном.

Римона:

— А пока что дай мне твой пиджак — я закреплю на нем пуговицы.

— Да ведь на прошлой неделе ты целый вечер возилась с моим пиджаком. Стоит ли снова тратить время?

— На прошлой неделе это был твой новый пиджак, а теперь дай мне твой старый, коричневый.

— Сделай мне одолжение, Римона, оставь в покое эту тряпку: она вконец изношена, и пора ее выбросить ко всем чертям или отдать итальянцу. Каждое утро он готовит мне кофе в слесарной мастерской и еще благодарит меня за это.

— Иони, не отдавай никому коричневый пиджак: я могу привести его в порядок, немного расширить в плечах, и ты его еще поносишь — тебе будет тепло в нем на работе.

Ионатан промолчал. Он рассыпал по столу содержимое спичечного коробка, построил было из спичек простую геометрическую фигуру, смешал всё движением ладони, принялся заново строить фигуру посложнее, но отверг и ее. Он зажмурился. Затем собрал спички в коробок. Не произнес ни слова. В глубине его души заскрипел какой-то надтреснутый голос. Он донесся откуда-то из очень далеких дней, и в нем звучало насмешливое презрение, смешанное с удивлением: ну и клоун, даже в быка не смог попасть с полутора метров. Но сердца их (Ионатан запомнил единственно возможный ответ на эту обжигающую клевету) — но сердца их не были готовы.

Римона продолжала:

— Я починю, и, по крайней мере, на работу его еще можно будет поносить.

— Ну конечно. Это что-то новенькое: я появляюсь утром на работе в пиджаке. Возможно, заодно и при галстуке, с белым платочком в кармашке, как секретный агент из кинофильма. И с короткой стрижкой, о которой давно твердит мне отец… Римона, слышишь, как усилился ветер на улице?

— Ветер усилился, но дождь перестал.

— Я иду поговорить с Шимоном. И принесу керосин. И пора бы посидеть с Уди — просмотреть все счета и накладные… Что?

— Ничего. Я ничего не сказала, Иони.

— Ладно. Пока.

— Погоди минутку. Не надевай сейчас новый пиджак. Надень старый. Старый, теплый. А когда ты вернешься, я продолжу его чинить.

— Когда я вернусь, тебе не удастся заняться этим: пиджак будет насквозь промокшим.

— Но ведь мы говорили, что дождь прекратился, Иони.

— Говорили — и прекрасно. Только что из того, что говорили? Пока я выйду и вернусь, дождь начнется снова. Вот видишь, уже начался… Да еще какой! Потоп.

— Не выходи под дождь. Пережди. Посиди, а я пока налью нам еще по чашечке кофе. Если ты так уж хочешь отдать что-нибудь своему итальянцу, отнеси ему банку растворимого кофе. Мы никогда ею не воспользуемся, ведь я люблю сама готовить настоящий, крепкий кофе.